Борис Соколов
Как кажется, первый огненный таран был совершен неизвестным советским летчиком в первый же день Великой Отечественной войны, 22 июня 1941 года, но имя героя мы не знаем до сих пор. Генрих Хаапе был военным врачом 3-го батальона 18-го пехотного полка 6-й пехотной дивизии. 22 июня 1941 года он пересек границу советской Литвы в районе Кальварии и очень скоро стал свидетелем подвига советских летчиков: «Вдруг мы услышали в отдалении какое-то странное и постепенно приближающееся гудение, однако пока не могли рассмотреть ничего более или менее определенного, даже с помощью биноклей. И вот, наконец, в широкой бреши между низко висящими облаками мы, наконец, рассмотрели источник потревожившего нас звука. Это были … пять, шесть … семь русских бомбардировщиков. Наши колонны остановились, и люди бросились по обочинам в поисках хоть каких-нибудь укрытий. Зенитчики поспешно позапрыгивали на свои зенитные установки. Теперь стало уже хорошо видно, что это не тяжелые бомбардировщики, а маленькие и тупоносые истребители-монопланы, а вместе с ними еще и похожие на них бипланы — возможно, пикирующие бомбардировщики. Вся эта группа летела строго на запад и должна была вот-вот пройти прямо над нашими головами — их целью были, к счастью, не мы. Зенитчики открыли по ним не слишком упорядоченный огонь и таким образом обнаружили себя. Русские самолеты с небольшим снижением отклонились вправо от первоначального курса и благополучно проскочили мимо, а примерно через минуту мы услышали глухие разрывы их бомб где-то в полутора-двух километрах сзади, в нашем тылу, а затем увидели и взметнувшиеся кверху клубы пыли и дыма от этих разрывов. Вот они уже возвращаются обратно на восток, правда, теперь немного стороной от нас, да и не в таком четком строю. Мы возобновили наше движение в том же направлении».
От налета истребителей, выступавших в роли штурмовиков, немцы потерь не понесли. Но некоторое время спустя, по словам Хаапе, на сцену выступили бомбардировщики: «Был как раз полдень, и мы расположились для отдыха в небольшом придорожном лесочке. Только мы устроились поудобнее в не слишком густой тени, как увидели приближавшуюся к нам с восточного направления группу русских бомбардировщиков. Они шли чередующимися виражами, явно выискивая какую-нибудь наземную цель. Однако на этот раз им пришлось повстречаться с нашими «Мессершмиттами». 109-е устремились на них, как ястребы на стаю голубей! Атаковали они со стороны солнца, на пикировании. Проведя первую атаку, они ушли «горкой» вверх, набирая высоту для следующей атаки, и так, раз за разом, начали методично, одного за другим, отправлять на землю все до одного бомбардировщики. Первый из них, охваченный пламенем, перешел в беспорядочное падение и устремился вниз, вскоре за ним таким же факелом последовал второй. У третьего самолета оторвало одну плоскость, и он тоже, кувыркаясь, устремился к земле. Помню, меня тогда еще поразило, насколько медленно они падали. От самолета, оказавшегося без крыла, отделились две человеческие фигурки, а вот над ними раскрылись и купола парашютов. Наши истребители продолжали свои атаки до тех пор, пока в небе кроме них не осталось больше ни одного самолета. Вся вышеописанная схватка заняла, самое большее, десять минут.
Проезжавший мимо нас на мотоцикле вестовой крикнул нам, что один из бомбардировщиков рухнул прямо на артиллерийскую колонну. Там требовалась срочная медицинская помощь. Я припустил галопом в указанную мне сторону и, когда прибыл на место, узнал, что пятнадцать артиллеристов уже мертвы. За зарослями придорожных кустов лежало еще девять очень сильно обожженных солдат. Ожоги пятерых из них были столь ужасны, что я почти не надеялся, что они протянут более одного-двух дней. Оценив обстановку, я отправил посыльного за санитарной машиной – для всех девятерых нужны были носилки, а я тем временем быстро занялся оформлением оперативных медицинских карточек на каждого из них: школьный учитель из Дуйсбурга, слесарь из Эссена, шахтер из Хамборна, портной из Динслакена, лесничий из Липперлянда, вагоновожатый трамвая из Оснабрюка и трое студентов из Мюнстера. Сдать их с рук на руки санитарной команде я смог только через пару часов».
Хаапе писал свои мемуары на основе дневника, так что в изложении фактов и их хронологии он точен. Тот же день 22 июня 1941 года описан в дневнике солдата 58-го пехотного полка той же 6-й пехотной дивизии Фрица Бельке: «3 часа… светает, мы слышим и видим, как наши самолеты летят на Восток. Они атакуют лежащую в нескольких километрах перед нами местность Кальварию. Теперь и наша артиллерия открывает огонь… Около 10 часов у нас первое знакомство с русскими истребителями (Ratas – крысы, так немцы еще со времен гражданской войны в Испании называли истребители-монопланы И-16. – Б. С.), которые обстреливают из пулеметов нашу, растянувшуюся длинными рядами, роту. Очереди ударяют непосредственно рядом с нами, но не причиняют вреда.
После обеда у нас еще в ушах звенят выстрелы – продвигаемся дальше. Теперь Иван приближается с эскадрильей бомбардировщиков. Тяжело и медленно они ползут к нам, кажется, на малой высоте. Наши истребители на месте и сбивают один за другим, сначала пять машин, а за ними оставшихся, которые успевают сбросить перед нами свои бомбы».
Бельке, в отличие от Хаапе, не видел падения бомбардировщика на артиллерийскую колонну, но это вполне объяснимо. Хаапе бы тоже так и не узнал, куда упал сбитый бомбардировщик, если бы его не позвали оказать помощь раненым в результате падения самолета. В «Истории 6-й рейнско-вестфальской пехотной дивизии, 1939–1945», написанной ее бывшим командиром генералом пехоты Хорстом Гроссманом (Horst Grossmann. Geschichte der rheinisch-westfaelischen 6. Infanterie-Division 1939-1945. Bad Nauheim: Podzun,1958. S. 41), говорится, что около полудня 22 июня 1941 года дивизия была атакована 20 советскими самолетами, которые были перехвачены 5 германскими истребителями, которые за 5 минут сбили 5 самолетов, а остальные ретировались. Один из самолетов упал рядом с колонной штаба 6-го артиллерийского полка, которая попала под струю горящего бензина. В результате врач артиллерийского полка и несколько солдат погибли и еще несколько были ранены».
Утренний налет, окончившийся безрезультатно, по данным российского историка Михаила Тимина, могли совершить летчики 61-го штурмового авиаполка на бипланах И-153 и 15-го истребительного полка на И-153 и монопланах И-16, атаковавшие как раз в районе Кальварии. Но тот первый «огненный таран» в Великой Отечественной войне, который впоследствии именовался «подвигом Николая Гастелло», был совершен не истребителем, а бомбардировщиком. И этот бомбардировщик был из состава 31-го бомбардировочного авиационного полка ВВС Северо-Западного фронта (он еще именовался 31-м скоростным бомбардировочным авиаполком), который 6 декабря 1941 года был преобразован в 4-й гвардейский пикирующий бомбардировочный авиационный полк. В первые дни войны он воевал на СБ (АНТ-40). В журнале боевых действий этого полка за период с 22 июня 1941 года по 28 января 1942 года, который можно найти на сайте «Память народа» (https://pamyat-naroda.ru/documents/view/?id=451000934&static_hash=614ac79bff0d1c03855bc157124c8b94), в первый день войны есть запись о том, что в 12.40 38 бомбардировщиков бомбардировали скопление танков в районе Кальварии. При этом было израсходовано 18 бомб ФАБ-250 и 174 бомбы ФАБ-100. 12.40 по московскому времени соответствует 11.40 по берлинскому, так что, с точки зрения немцев, самолеты появились над целью около полудня. Данные о потерях полка за каждый день отсутствуют. Но можно предположить, что 22 июня они были весьма значительны. Если 22 июня в одном налете участвовало днем 38, а вечером – 37 машин, то уже 23 июня в одном налете участвовало не более 18 самолетов. Потери материальной части были подведены только 10 июля. К этому времени полк полностью ее лишился. 31 самолет был сбит в воздушных боях, 3 были уничтожены и еще 12 повреждено в результате вражеских бомбардировок, и, вероятно, оставлены при отступлении. Также 3 исправных самолета были оставлены на аэродроме в Вайноде, а 2 – на аэродроме в Митаве. 5 СБ разбились при посадке, а 2 стали жертвами «дружественного огня». 1 самолет был разбит в учебном полете (как отмечает историк Дмитрий Хазанов, последние учебно-тренировочные полеты в ВВС Прибалтийского ОВО завершились лишь к рассвету 22 июня, вероятно, тогда и был потерян самолет), а 1 уцелевший самолет был сдан в 63-й скоростной бомбардировочный авиаполк и откомандирован в Едрово Ленинградской области. Это дает в сумме 60 машин, тогда как суммарные потери определены в 63 машины. Скорее всего, в них включены 3 самолета, которые к началу войны были неисправны и были оставлены при отступлении. Потери в личном составе составили 18 летчиков, 13 летнабов (штурманов) и 18 стрелков-радистов, без подразделения на убитых, раненых и пропавших без вести – всего 49 человек. Эти потери кажутся заниженными. Экипаж СБ состоял из 3 человек: летчика, штурмана (летнаба) и стрелка-радиста. Для 31 самолета, которые были сбиты в воздушных боях, это 93 человека. Очевидно, в подавляющем большинстве случаев бои проходили над территорией, уже занятой противником. Большинство членов экипажей этих самолетов либо погибло, либо осталось на территории противника и должны были бы числиться пропавшими без вести, так как шансов добраться до своих в условиях быстро откатывающегося на восток фронта у них было мало. Скорее всего, в потери были включены только убитые и раненые, без учета пропавших без вести.
Немецкие танки в районе Кальварии, действительно, были, но под удар советских бомбардировщиков они не попали. Как вспоминал бывший командующий 3-й танковой группой генерал-полковник Герман Гот, «командование 39-го танкового корпуса направило оба танковых полка и часть 20-й моторизованной дивизии вдоль шоссейной дороги Сувалки – Калвария с задачей овладеть высотами южнее Калварии, имевшими важное тактическое значение». Но он ничего не сообщает о том, что эти части подверглись бомбардировке.
Сколько самолетов участвовало в том налете, в ходе которого один из бомбардировщиков упал на артиллерийскую колонну 6-й пехотной дивизии? Из свидетельств Хаапе и Бельке следует, что истребителями Ме-109 были сбиты все бомбардировщики, причем Бельке отмечает, что их было больше 5. Разумеется, совершенно невероятно, чтобы в налете одновременно участвовали все 38 самолетов, получивших соответствующее задание. И 5 немецких истребителей никак не могли за несколько минут сбить столь большое число самолетов. Скорее всего, район расположения 6-й пехотной дивизии бомбила девятка СБ из 31-го бомбардировочного авиаполка – обычный строй советской авиации в начале войны. Не исключено, что самолетов было 7 или 8, если какие-то из машин по тем или иным причинам не добрались до цели. Как отмечает Дмитрий Хазанов в книге «1941. Война в воздухе. Горькие уроки», согласно германским отчетам, истребители Ме-109 22 июня сбили 9 СБ из 31-го бап. Правда, он считает, что это произошло около 6 часов вечера по берлинскому времени (около 7 – по московскому), но здесь может быть ошибка. В ЖБД 4-го гвардейского бап отмечено, что 22 июня в 17. 55 (16.55 по берлинскому времени) 37 бомбардировщиков бомбили район Кальварии, но вполне возможно, что 18.00 – это время составления отчета за день.
Никто из той девятки с задания не вернулся и не мог сообщить командованию о бомбардировщике, упавшем на вражескую колонну. Также нельзя с уверенностью сказать, сознательно ли неизвестный летчик направил свой подбитый самолет на артиллерийскую колонну или потерявший управление самолет случайно рухнул на нее. Гроссман, который писал историю 6-й пехотной дивизии по воспоминаниям ветеранов, так как почти все документы были утрачены во время разгрома дивизии в Белоруссии летом 1944 года, полагал, что самолет упал рядом с колонной, тогда как Хаапе был уверен, что самолет упал именно на колонну. Он же отметил, что три самолета точно потеряли управление, особенно тот, который лишился крыла. Но нельзя исключить, что это был сознательный выбор безвестного героя. В 31-м бап во время «Зимней войны» уже был «огненный таран». 11 марта 1940 года, за два дня до прекращения огня, командир эскадрильи капитан Константин Николаевич Орлов направил свой подбитый СБ в районе Сяккиярви (Кондратьево) под Выборгом на финских солдат. 7 апреля он был посмертно удостоен звания Героя Советского союза. Про подвиг Орлова все летчики 31-го полка наверняка знали. И, возможно, кто-то вдохновился его примером. Но, в любом случае, все экипажи СБ, бомбившие в полдень 22 июня немецкие войска у Кальварии, были настоящими героями. Ведь бомбили они без сопровождения истребителей, и их тихоходные (350 километров в час) небронированные машины со слабым защитным вооружением представляли собой легкую добычу для «мессершмиттов». Другой вопрос, стоило ли посылать на бомбардировки, не принесшие ощутимых результатов, без прикрытия истребителей. Тем более, что пилоты бомбардировщиков на практике не владели строями, которые позволяли осуществлять взаимное прикрытие имеющимся бортовым вооружением от истребителей противника. Может быть, стоило подождать хотя бы день и сыскать хоть сколько-нибудь истребителей. Тогда и эффективность бомбардировок была бы выше, да и бомбардировщики со своими экипажами прожили бы подольше. Но в тот момент никто из авиационных начальников не мог так ставить вопрос, так как это грозило обвинением в трусости и расстрелом.
Удастся ли когда-нибудь установить имя неизвестного героя? Здесь остается надежда только на то, что когда-нибудь авиационные археологи найдут самолет, упавший на колонну 6-й пехотной дивизии, и по номеру машины удастся установить фамилии членов экипажа.
