ЗС 10/1967
Из воспоминаний заслуженного военного летчика СССР В. В. Пономаренко
Дальняя авиация. Сегодня ее корабли могут летать вокруг земного шара. Недавно на воздушном параде тысячи восхищенных зрителей, сотни специалистов всех стран следили за полетом этих огромных стремительных машин.
Редакция «Знание-сила» за «Круглым столом» встретилась с командованием и ветеранами Дальней авиации, возглавляемыми Главным маршалом авиации Е. Головановым, маршалами авиации А. Агальцовым и Н. Скрипко.
Дальняя авиация, авиация дальнего действия – так ее называли во время Великой Отечественной войны. Ее летчики бомбили Берлин и наносили удары по коммуникациям противника, останавливали танковые колонны, идущие к Москве, и летали к партизанам Белоруссии, Польши, Югославии. Имена Гастелло, Молодчего, Тарана знал в то время любой мальчишка.
В этом номере мы публикуем удивительный человеческий документ – воспоминания полковника В. Пономаренко. Выросший в опытного пилота на трассах Сибири и Дальнего Востока, В. Пономаренко провоевал всю войну, с первого ее дня и до последнего. В его воспоминаниях – картина отпора, который с самых первых дней суровой битвы, начавшейся в невыгодных для страны условиях, давали советские люди коварному врагу. Бороться и побеждать – вот чем жили тогда советские воины, и этим же духом проникнуты воспоминания пилота-бомбардировщика.
1 ТЕТРАДЬ
Войну наш 212-й отдельный авиаполк, оснащенный двухмоторными дальними бомбардировщиками ИЛ-4, встретил на Смоленщине.
23 июня 1941 года – первый боевой приказ: бомбить аэродром Варшавы и пороховой завод севернее Варшавы. Вылет был удачным – уничтожили несколько машин врага, повредили аэродром. Все самолеты вернулись на свою базу. На обратном пути встретились с «мессершмиттами», но дымка и маневр по высоте дали нам возможность уйти от атак истребителей.
24 июня. Приказ: действовать по скоплению войск противника на железнодорожном узле Гродно. Нас предупредили: учтите, что там с немцами ведут упорный бой наши танки. И вот неопытность первых дней войны – спрашиваем: как же отличить наши танки от немецких? Отвечает начальник разведки полка: мне передали из верхов, пусть летчики определяют наши танки по размеру, они больше немецких. Вот это, думаем, да!
Команда «По самолетам!». В воздухе собрались звеньями и – курс на запад. Вышли на цель, сбросили бомбы. Наших танков не видели, зато немецких – очень много. Встретили нас фашисты ураганным огнем малокалиберной зенитной артиллерии. Уже знали – раз бьет МЗА и разрывы снарядов черные, то это немцы.
По пути назад были атакованы «мессершмиттами». Пользуясь превосходством в скорости и вооружении, они зажгли самолеты капитана Цесаренко, лейтенанта Вагина, младшего лейтенанта Сумцова. Видеть, как горят твои друзья! И ничем не помочь, хоть кричи…
Это были наши первые боевые потери. Через несколько дней Цесаренко и Вагин вернулись в часть с неполными экипажами, а Сумцов пришел не скоро и один – штурман и стрелки погибли.
Как нам недоставало тогда истребителей сопровождения! В те дни противник очень расчетливо использовал каждую полевую площадку, чтобы держать свои истребители поближе к наступающим частям. Фашисты прикрывали свои танковые колонны с воздуха, и мы почти всегда встречались с «мессершмиттами». Тяжело было воевать днем на ночном бомбардировщике, слабо вооруженном для самостоятельного боя. Но надо было преградить путь врагу. Полк действовал, стремясь задержать движение фашистских танков. Помню удачный налет на танковый корпус противника, когда мы застали его врасплох и на сутки он застрял на одном месте.
25 июня. Вылет на бомбежку колонны танков в районе Вильнюса. В сплошных черных разрывах вышли на цель, сбросили бомбы. Штурман Соколов докладывает: «Вижу разрывы в колонне танков, два пожара».
26 июня. Задание от командира полка подполковника А. Голованова: произвести фотографирование и бомбометание мотомеханизированной колонны противника от Вильнюса в направлении Минска.
В солнечную погоду с редкими облаками вышли в тыл к немцам, повернули на восток. Шли над болотами на малой высоте. Перед целью набрали высоту, сфотографировали и отбомбились в голове колонны. Но шли над колонной долго – ее длина составила несколько десятков километров. По основной дороге двигались танки, бронемашины. По бокам – танкетки и мотоциклисты.
Немецкие истребители появились с запозданием. Выполнив задание, мы спикировали до высоты 120 метров, а дальше перешли на бреющий полет. «Мессершмитты» нас потеряли.
Второй вылет – по этой же цели. Колонна противника рассредоточилась и замедлила движение вперед. Экипаж лейтенанта Пружинина на подбитом самолете с одним мотором дотянул до аэродрома.
27 июня. Снова вылет по той же цели.
2 ТЕТРАДЬ
28 июня. Задание: разведать шоссе и железную дорогу Бобруйск – Белосток. Просмотреть местность в Западной Белоруссии с целью обнаружить выходящие из окружения части. Пометить на карте их координаты.
Летим своим звеном: правый ведомый Федя Кузьмин, левый – Гриша Янчук. Проходим линию фронта. Стрелок Хабаров докладывает: «Под нами Ме-109». Остались незамеченными.
Через полчаса впереди появились точки в воздухе. Скоро они превратились в бомбардировщики Ю-88 численностью до полка. Помахал им крыльями, они ответили. Пусть принимают за своих. Еще дважды встречали самолеты противника. Как узнали позже, немцы перебазировали свою бомбардировочную авиацию ближе к наступающим войскам.
Просмотрели шоссейную и железную дороги. В заданном районе прочесали лес в нескольких направлениях. Вначале сфотографировали, а потом прошлись на низкой высоте. Никого не нашли.
Дошли до Белостока и легли на обратный курс. Возле линии фронта нашли мост на шоссе, сбросили бомбы. Шоссе повредили, мост остался стоять. Не так-то просто в него попасть.
На нашем аэродроме появилась шестерка истребителей – «Чайки» и Миг-1, – присланных для охраны и сопровождения.
30 нюня. Враг все дальше вторгается на родную землю. Недавно летали к Белостоку, Вильнюсу, Минску, Вилейке. Сегодня уже к Бобруйску. Бомбили скопление мотомеханизированных войск. Потерь не было: зенитная артиллерия огонь открыла с запозданием, а истребители не появились вовсе.
На обратном пути стал греться левый двигатель. Сел на промежуточном аэродроме. За мной сели и ведомые звена. При осмотре мотора обнаружили пробоину в одном из цилиндров.
Только кончили осмотр – вражеский налет. Все бомбы разорвались в стороне.
1 июля. Тяжелые оборонительные бои на реке Березине севернее Бобруйска. Вместе с другими полками корпуса дальней бомбардировочной авиации действовали по вражеской переправе через Березину. Несколько раз ее повреждали, но не уничтожили.
Переправа была прикрыта мощной зенитной артиллерией и истребителями, и мы сразу потеряли несколько машин, а приходилось вновь и вновь прорываться сквозь заградительный огонь и атаки «мессершмиттов».
Подбитую машину младшего лейтенанта Богомолова (ныне Герой Советского Союза, майор запаса) мы проводили до Могилева, где он благополучно сел. Заместитель командира полка майор Филиппов (ныне генерал-майор запаса), оставляя горящий самолет, совершил парашютный прыжок методом срыва с кабины на высоте 50 метров.
Над Березиной – клубы огня и дыма: горели наши бомбардировщики, горели «мессершмитты», горела земля.
При втором налете переправу разбили, но наши потери велики. Взорвались в воздухе самолеты моих друзей – Кости Антонова и Ивана Белокобыльского. Пропали без вести экипажи Вдовина, Ищенко и других летчиков.
Несколько экипажей, в том числе, как помнится, экипаж лейтенанта Ковшикова спаслись, но не сразу вернулись в свою часть. Приземлившись прямо на поле боя, они участвовали в обороне берега Березины.
Остался жив и Коля Ищенко – мы случайно встретились с ним через год, и он рассказал, как было дело. Когда его самолет возвращался после бомбежки, экипаж отбил несколько атак истребителей. Но очередной «мессершмитт» добился своего: пушечные снаряды ударили по машине, и она вспыхнула как факел. Живы ли штурман, радист и стрелок? На команду «Оставить машину!» никто не ответил. Не зная, что с товарищами, раненый сам, Ищенко решил сажать бомбардировщик в поле на фюзеляж. Садился на ощупь, почти ничего не видя сквозь огонь и дым. Покинуть кабину не мог. Но тут откуда ни возьмись – полуторка. Капитан, ехавший в грузовике, и шофер вытащили из огня пилота и других членов экипажа, причем все были ранены. Едва полуторка отъехала, бомбардировщик взорвался.
Спасли наших товарищей военный корреспондент – известный писатель Евгений Петров и его шофер. С какой горечью мы узнали о гибели этого чудесного, отважного человека!
2 июля. Бомбометание по танковой колонне северо-западнее Борисова.
При пролете ст. Рудня видели, как навстречу врагу выдвигалась Московская пролетарская механизированная дивизия. Много танков, броневиков. Настроение приподнятое: идут свежие, готовые к бою части.
15 июля. Ясный жаркий день. На небольшой высоте наше звено идет над дорогой Смоленск-Красное. Вражеские танки! А сверху, над нами, две четверки «мессершмиттов». В кольце разрывов зенитной артиллерии заходим на цель, сбрасываем бомбы на танки. Сержант Хабаров докладывает: «Истребители идут в атаку». Уходим от цели со снижением – знаем, что на малой высоте мессеры нападают неуверенно.
Немцы атакуют попарно. Отстреливаемся. Хабаров докладывает о маневре истребителей, и в соответствии с этим я произвожу контрманевр. Ура! Хабаров и Губин зажигают один мессер.
С Гришей Янчуком идем, как сцепленные. Непрерывные атаки. Пушечные трассы вьются вокруг нас. Самолет Янчука отваливает с резким креном. Слышу голос Хабарова: «Вижу парашютистов».
Снова атаки мессеров. Но земля рядом. Иду на бреющем. Несколько маневров и уходим от истребителей.
Возвращаемся на место боя. На малой высоте осматриваем местность, но упавший самолет Гриши Янчука найти не можем.
Встречали нас осиротевшие техники, механики звена. Какие экипажи потеряли! Каких друзей! – разве можно об этом рассказать…
16, 17, 19 июля бомбили гитлеровские мотомехчасти.
23 июля. Вылет на вражеский аэродром. Цель очень и очень опасная. Шли к ней, обходя населенные пункты, прижимаясь к земле. Замысел удался: вывалились из облаков и нанесли неожиданный удар. Аэродром после нашей работы – весь в пожарах и клубах дыма.
26 июля. Снова вылет по танковой колонне. Собрали пять экипажей. Я шел левым ведомым, за мной младший лейтенант Богомолов, а справа – лейтенанты Пружинин и Богданов (ныне полковник запаса).
Прорвались сквозь заградительный огонь, отбомбились удачно. Видели горящие танки и бензозаправщики.
Внезапно зенитный огонь прекратился. Хабаров: «Атакуют истребители».
Скорей подтянуться к ведущему! Но – что за черт, кто так маневрирует! Скорость потеряна, мы зависли, а уже начался бой, какого не было ни раньше, ни потом. На пять слабо вооруженных бомбардировщиков – 18 истребителей Ме-109 и Ме-110.
После зависания наш строй рассыпался, но Богомолов держался за мной словно привязанный. Я вышел вперед и дал сигнал Пружинину и Богданову пристраиваться ко мне.
Жора Пружинин не успел сблизиться с нами: его перехватили четыре истребителя, зажали в клещи и вогнали в землю. Так погиб мой старый друг и первый инструктор по летной школе. Богданов сумел ускользнуть от атак и пристроился правым ведомым. Ну, теперь можно было поближе к земле.
Спикировали. Задымил и взорвался один истребитель, экипаж Богданова сбил второй. Пыл у немцев слегка угас, и мы ушли от них на высоте 5-10 метров – с такой высоты на землю было страшно смотреть: так все мелькало перед глазами.
После короткого отдыха – снова в воздух: бомбить танки, закопанные у Ельни. Это хорошо: налаженная военная машина немцев стала давать перебои – вот, например, танки остались без горючего.
В этот раз я летел ведомым и понял, что это такое: бьют по ведущему, а попадают по тебе.
Небольшой перерыв в боях. Тренировались в ночных полетах, учились взлетать и садиться почти без огней на полосе – из нас готовили «ночников».
16 августа. Собраны экипажи со всего корпуса; из нашего, головановского полка десять машин. Приказ: блокировать аэродромы фашистских ночных бомбардировщиков. Не дать им взлететь. Сорвать вылет на Москву.
Один за другим бомбардировщики уходили в ночь, в полную темноту – только в конце взлетной площадки слабо светил фонарь «летучая мышь». Взлетели и мы. Пошли одни – машин у корпуса было мало, и каждый экипаж получил свою цель. Нам достался Минский аэродром.
Часа через полтора полета – четкие огни на земле. Световой маяк! Один, а за ним другие. Что такое? Догадались: немцы обозначили для себя трассы.
Чудесно – взяли курс по немецким маякам. Когда цель была близка, изменил режим работы моторов, подстраиваясь под двигатели «Юнкерса-88». На аэродроме увидели много огней, были обозначены стоянки, взлетно-посадочная полоса. Несколько бомбардировщиков выруливали на старт, а один уже начал взлет.
По командам штурмана Соколова вышли на боевой курс, штурман сбросил две бомбы. На земле сразу вспыхнул пожар, Немцы, видно, растерялись: бомбардировщики прекратили взлет, но аэродром продолжал оставаться освещенным, а на самолетах горели бортовые огни. ПВО молчала.
Штурман работал, как в мирное время на полигоне: заход – бомба, заход – бомба. Пожаров стало несколько, начались взрывы.
Так же спокойно, как прилетели, вернулись домой. Соколов отлично привел самолет на базу. В эту ночь обошлось без потерь.
В течение двух недель «ночники» корпуса летали, блокируя аэродромы фашистских бомбардировщиков.
Конец октября 1941 года. Некоторое время провел уже в глубоком тылу – на авиационном заводе. Готовился к получению нового самолета: четырехмоторного красавца ТБ-7 (ПЕ-8). Тренировался летать на нем. Машина оказалась необычайно простой и удобной в управлении.
Самолет был прекрасно вооружен. Вместо двух пулеметов, которыми располагал ИЛ-4, он имел: две пушки калибра 20 мм – центральную и кормовую – и три крупнокалиберных пулемета 12,7 мм – носовой и два под шасси.
В самое трудное время войны, когда враг стоял у окраин Москвы, страна посылала на фронт эти могучие, совершенные богатыри, способные летать далеко в глубь фашистской Германии. В тылу, на том заводе, куда я приехал, люди работали буквально до изнеможения, по многу часов подряд, плохо питаясь, днюя и ночуя в цехах. И только одна мысль: своей работой помочь фронту остановить фашистов.
В эти дни вызвал меня к себе полковник А. Голованов. У него в кабинете я встретился с летчиком майором Тягуниным, штурманом М. Карагодовым и несколькими незнакомыми людьми. Причина вызова была необычной.
В городе Калинине наши отступившие войска оставили невзорванным железнодорожный мост через Волгу. Через этот мост немцы питали свою ударную группировку. Все попытки нашей авиации разбомбить его окончились неудачей, хотя при налетах были потери и в людях, и в самолетах. Было принято решение разрушить мост с помощью экспериментальной техники.
Для решения этой задачи было привлечено конструкторское бюро, которое уже не один год работало над беспилотным полетом, точнее – радиоуправлением одного самолета с другого. Нам выделили две машины: бомбардировщик ТБ-3 – он должен был стать беспилотным самолетом-торпедой, и ИЛ-4.
Скоро начались пробные вылеты. Майор Тягунин со своим экипажем поднимал ТБ-3 в воздух, а следом взлетала наша машина. Рядом со штурманом Карагодовым у нас летел военинженер 2-го ранга Володя Кравец, который контролировал работу аппаратуры.
Все шло хорошо, и техника работала надежно, но пока мы тренировались, а потом преодолевали трудности, связанные с погодой и с подготовкой к вылету, положение на фронте резко переменилось к лучшему. Наши войска перешли в наступление, выбросили немцев из Калинина, и те в свою очередь тоже не сумели подорвать мост. Наверно, так даже и лучше получилось.
Но затея с радиоуправляемым самолетом не была оставлена.
В марте 1942 года была организационно создана Авиация Дальнего Действия. Командовать ею был назначен генерал-лейтенант А. Голованов, а начальником штаба – генерал-лейтенант М. Шевелев. Командование АДД стало подыскивать цель, готовить вылет.
Наконец, 25 марта мы получили «добро», вылет состоялся, но, к сожалению, из-за несогласованности в действиях разных подразделений успеха добиться не удалось. Вот как получилось.
С аэродрома поднимается ТБ-3, за ним наш ИЛ-4. После разворота заходим ТБ-3 в хвост, включаем систему радиоуправления и над аэродромом даем команду покинуть самолет. Экипаж и инженеры выбрасываются с парашютами.
Ложимся на курс. Впереди – самолет без единого человека. Это второй такой полет в истории нашей авиации. Первый выполнили в 1936 году на самолете ТБ-1. Система радиоуправления действует так хорошо, что даже не верится, будто на нашем ведомом нет пилота.
Вскоре к нам пристраиваются одиннадцать истребителей сопровождения и мы все вместе берем курс на цель – Вязьму, где железнодорожный узел, по сведениям разведки, забит немецкими эшелонами.
Полет необычайно трудный. ТБ-3 идет со скоростью 130-135 километров в час. Скорость ИЛ-4 намного больше и, чтобы держаться за ведомым, не обгонять его, мы выпустили шасси. Летим по прямой, потому что для маневра нет скорости. Элероны малоэффективны, и от кренов удерживаю самолет рулем поворота. Для истребителей мы уж и вовсе плетемся «по-черепашьи», но они хоть могут ходить вокруг нас, а мы должны следовать строго в кильватере ведомого.
До линии фронта 50 километров. Появляются облака, спускаются все ниже и ниже. Снижаю ТБ-3, снижаюсь сам. Видим, дальше погода будет еще хуже. Действительно, линию фронта проходим на высоте 200 метров. Но что такое: где истребители? Один рядом с нами, а других не видно ни впереди, ни по сторонам. Стрелки докладывают: остальные десять повернули назад. Вот так.
Дымка сгущается. Боюсь потерять ТБ-З, подхожу к нему метров на сто. С земли начали стрелять из всех видов оружия. Наши самолеты – в кольце разрывов. Стрелки непрерывно отвечают. А моя задача: строго выдерживать курс, никакого маневра. Смотрю на истребитель – какой молодец! – не оставил.
До цели 20 километров. Идем в сплошном огне. Появляются пробоины. А облачность все давит к земле – наша высота уже 150 метров.
Внезапно – ТБ-3 исчез. Нет его, не видим под нижней кромкой облачности. Володя Кравец кричит: «Догоняй!». Я отвечаю: «Проверьте радиоуправление. Надо выдерживать скорость и курс. По расчету времени дадим команду на снижение».
Так и сделали. Но наш ведомый перестал подчиняться командам, а причину мы узнали, когда вернулись на свой аэродром: зенитным снарядом вырвало кусок обшивки фюзеляжа вместе с радиоантенной. По возвращении узнали и то, почему ушли истребители. Оказывается, они получили распоряжение вернуться, если облачность спустится до пятисот метров. Как было обидно, что пропал труд большого коллектива.
Весной 1942 года получил назначение в 432-й тяжелый бомбардировочный полк, который вскоре вошел в состав вновь организованной 45-й тяжелой бомбардировочной авиационной дивизии. Командиром первого полка был назначен майор Егоров, второго – майор Лебедев. Командир дивизии – полковник Лебедев, его заместитель – подполковник Счетчиков (ныне генерал-полковник).
Состав полка был очень опытным: кадровые летчики и штурманы гражданской авиации, летчики-испытатели, полярные летчики. Среди них, например, такие известные пилоты, как А. Алексеев и М. Водопьянов. Экипажи полка уже в 1941 году бомбили Берлин, Кенигсберг, Данциг.
После очередного курса тренировки на ТБ-7 снова боевые вылеты.
24 нюня – вылет на Кенигсберг. 25 июня – Инстербург. Получай, фашистская Германия! Пусть твои города тоже узнают, как погружаться во мрак после первых разрывов бомб, пусть торопливо и запоздало огрызаются, посылая снаряды в пустое ночное небо. Вспоминаются страшные летние месяцы сорок первого года, когда мы избегали летать над железными и шоссейными дорогами, когда беженцы, уходившие на восток, разбегались при виде любого самолета, когда люди выбрасывались из идущих на полной скорости поездов, потому что гитлеровские летчики стреляли по любому составу – с ранеными, с мирными жителями, с детьми. Геринг клялся, что небо над Германией будет немецким. Так пусть теперь и немцы узнают, что небо может быть страшным.
Приказ: готовиться к вылету на Берлин. Были выделены экипажи майора Пусэппа, капитанов Кубышко, Родныха и мой. Это было все, что могла дать дивизия из тридцати кораблей для полета на полную техническую дальность.
Времени на подготовку было мало, а данных про ПВО Берлина еще меньше. Нас выручили штурман Карагодов и летчики Лавровский и Борис Кубышко (вместе мы учились в Батайской школе ГВФ). Эти наши товарищи перед самой войной летали на международной линии Москва – Берлин. Бывая в Берлине, они не раз оказывались свидетелями налетов английской авиации, и теперь они вспоминали о прежних своих наблюдениях: о расположении зенитных батарей, о взаимодействии их с ночными истребителями.
26 августа. Вылет назначен на 17.00. После завтрака – отдых. Спать не хочется, хоть и надо. В голову лезут всякие мысли – о войне, о жизни, о семье, которая осталась в оккупации в Минеральных Водах…
Время. Погода изумительная – только по лесу гулять, а не воевать. Корабли нагружены до предела и долго бегут по взлетной полосе. Наконец взлетаем. Постепенно вырабатывается горючее, и самолет становится более послушным. Погода между тем портится. Линию фронта проходим в облаках. Неожиданно быстро темнеет. В наушниках прослушиваются атмосферные разряды, корабль начинает потряхивать. За счет выгоревшего горючего набираем высоту. Поднимаемся на 7000 метров, но и здесь впереди – мощная облачность. Начинают сверкать молнии. Пытаемся обойти облачный фронт с севера, но тут тоже грозовые облака. Приказываю выключить радиостанцию. На приборах в самолете – снег. На пулеметах турельной установки, двумя жалами торчащих впереди самолета, – вольтова дуга. Корабль бросает как щепку. Огромную, перегруженную машину подхватывает восходящий поток и несет вверх. Не успеваю моргнуть глазом, как уже набрали 500 метров. Тут же корабль резко кренится влево, и мы проваливаемся куда-то вниз, повисая на привязных ремнях. И снова – вверх.
Потом резкие броски кончаются, исчезает вольтова дуга. Мы попадаем в относительно спокойную облачность.
И опять – впереди грозовые облака. Опять мотает из стороны в сторону.
И снова небольшая передышка, а за ней – новый грозовой фронт.
Наконец, облака кончаются. Под нами – Балтийское море. Радист лейтенант Бородай запрашивает пеленг. Штурман капитан Легкоступ прокладывает радиопеленги, снимая их с наших и зарубежных широковещательных станций. Наши координаты определены, и штурманы прокладывают курс на Штеттин. На высоте 8000 метров выходим к этому портовому городу. Хорошо просматриваются береговая черта моря и река, идущая к Берлину.
Впереди не видно ни прожекторов, ни зенитных разрывов. Штурманам много работы: не хочется, чтобы такой тяжелый полет прошел впустую.
Подходим к Берлину. По-прежнему смущает, что не работает ПВО. Даю экипажу команду усилить наблюдение – может быть, действуют ночные истребители? Но тогда были бы прожектора, а их нет.
Но – время! Штурман выводит самолет на боевой курс. Поочередно докладывает: «На курсе! Люки открываю! Сбросил! Люки закрыл!»
И вот тут-то – начинается. В одно мгновение нас высвечивают прожектора, в кабине появляется запах пороха от близких зенитных разрывов. Резко бросаю самолет вниз и в сторону, и минут через пятнадцать вырываемся из-под обстрела.
Настроение у всех приподнятое – задание выполнено, можно домой. Идем по прямой, самым коротким путем, лишь обходя крупные города, – горючего и кислорода у нас в обрез. Понемногу снижаюсь: если кто-нибудь и потеряет сознание от кислородного голодания, то недолго будет снизиться до безопасной высоты.
Траверз Данцига проходим на рассвете. Кенигсберг – засветло. К линии фронта выходим в глухом месте, но нас все-таки встречают стрельбой. Противозенитный маневр, – и мы на своей стороне.
Вот когда дает себя чувствовать усталость. Всех клонит в сон, веки закрываются. Снижаюсь на малую высоту – внизу все мелькает, внимание напряжено, сон проходит.
После четырнадцати часов полета садимся на свой аэродром.
29 августа 1942 года. Снова – Берлин. Вылетает та же четверка: Кубышко, Пусэпп, Родных и мой экипаж. Погода на редкость удачная, чистое небо, светит луна.
После Штеттина попадаем в прожектора. Идем от Штеттина к Берлину, и один прожекторный луч передает нас другому. Берлин встречает яростной стрельбой. В кабине светло, тянет порохом. Внезапно – темная зона без разрывов. Значит, в хвост заходит истребитель. Ну, нет – лучше в огненное пекло, чем встречаться с ним.
Штурманы выводят на цель. Бомбы сброшены. Кормовой стрелок Ярцев докладывает об огромных взрывах. Штурман подтверждает. Ну, что же, не даром, значит, слетали.
Все еще идем в огне и прожекторах. Один противозенитный маневр, другой, третий – даже и не верится, наконец, что уходим от них.
Домой идем без приключений и на двенадцатом часу полета благополучно приземляемся.
Но из вылета вернулись не все. Не пришел экипаж капитана Кубышко, Уже много позже мы увидели в каком-то английском журнале фотографию его самолета с голубой пятеркой, сидящего на фюзеляже. В подписи было сказано: русский тяжелый четырехмоторный бомбардировщик, подбитый над Берлином. Подробности этой истории стали известны только после войны. Вот они вкратце. На самолете с голубой пятеркой были пробиты бензобаки, и горючего до нашей территории не хватило. Борис Кубышко ночью посадил машину на фюзеляж в поле где-то в районе Каунаса. Попробовали сжечь самолет, но бензина не было, а тут уже появились немцы. Штурман корабля майор Миша Колечко вызвался прикрыть отход товарищей пушечным огнем. Так он и погиб – в самолете, за пушкой. Однако добраться до своих экипажу не удалось – попали в плен. Из лагерей Борис Кубышко дважды бежал, и после третьего побега его расстреляли. Жаль Бориса было до слез. Ведь нас вместе Минводский райком комсомола в 1931 году послал учиться в Батайское училище ГВФ. Борис показал себя талантливым летчиком, работал на международных линиях. За участие в боях на Халхин-Голе и в финской войне был награжден орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.
1 сентября. Вылет на Варшаву.
4 сентября. Цель – Будапешт. Должен был праздноваться чей-то день рождения, и на праздник собралась с поздравлениями вся сволочь из государств, воевавших вместе с нацистами.
Собрались и мы тоже. Пришли к Будапешту, город освещен словно и войны никакой нет. Зашли на цель, спокойно сбросили бомбы. Сразу же появились прожектора – шесть штук, где-то в стороне начали рваться снаряды. Оборона до того растерялась, что даже забыла выключить освещение города.
13 сентября. Вылет на военные заводы Бухареста. Цель встретила мощной зенитной защитой.
На обратном пути внезапно раздался удар по левой плоскости в районе первого мотора. Возникло пламя. Резким скольжением на правое крыло пламя сорвал. Мотор приказал выключить. Осталось три двигателя – жить можно. Только что об этом подумал – на третьем моторе лопнул коленчатый вал. Самолет начал дико вибрировать. Двигатель был выключен, а тряска нарастала. Появилась опасность разрушения корабля. Сперва попробовал увеличить скорость – не помогло. Стал ее уменьшать, чтобы остановить раскрутку винта. После остановки винта тряска прекратилась.
Все вздохнули с облегчением, но радоваться было рано. На двух двигателях корабль начал постепенно терять высоту. Правда, когда он снизился до 2500 метров, нам удалось этот процесс остановить, но вскоре мы попали в облака и, обледенев, потеряли еще 500 метров. Начал давать перебои двигатель номер два. Было трудно пилотировать самолет, но вторым пилотом был очень хороший летчик – Владимир Зеленский. Вдвоем мы справлялись с управлением. Когда до базы оставалось километров пятнадцать, пришлось и этот двигатель выключить. Садились на одном моторе. Нас на аэродроме уже никто не встречал – считали погибшими. Ждал лишь начальник санитарной службы дивизии подполковник Раковщик.
Сентябрь 1942 года – время ожесточенных боев под Сталинградом. Бомбили вражеские части на подступах к городу. Нарушая переброску немцами войск, наносили удары по железнодорожным узлам: Рославлю, Смоленску, Орше, Полоцку, Витебску.
1943 год. Снова частые вылеты. Немцы усиливают зенитную оборону над железнодорожными узлами, аэродромами, расположением войск – в 1941 году нам и не думалось, что она может быть такой плотной.
27 мая. Разведка сообщила, что в Могилеве в одном из больших зданий должно произойти совещание немецкой жандармерии и русских предателей-полицаев. На бомбежку были посланы два самолета каждый с бомбой-пятитонкой. Первым на цель зашел экипаж Николая Ищенко, он разрушил здание прямым попаданием. Наш экипаж ударил следом. Чтобы налет был неожиданным, а поражение точным, бомбили с небольшой высоты. Взрывная волна от пятитонки швырнула самолет, как щепку, и мы едва удержали его в воздухе. Как позже сообщила разведка, трупы полицейской сволочи вывозили в течение нескольких суток.
…20 июня. Над целью не сбросилась одна бомба весом в тысячу килограммов. Сделали несколько заходов. Резко тормозили, выпуская закрылки. Не помогло: бомба продолжала висеть под левой плоскостью. Тогда старший техник-лейтенант Зубрицкий полез в плоскость, прорубил окно и по команде нажал над целью на замок – бомба ухнула вниз.
Обнаружилось, что немцы пошли на такую хитрость: по ночам начали уводить железнодорожные составы с больших станций. Используя донесения партизан, наша дивизия стала бомбить вражеские эшелоны на перегонах и полустанках.
На этом мы кончаем публикацию отрывков из воспоминаний полковника В. Пономаренко. С каждым месяцем все сокрушительней становились удары советских бомбардировщиков, и В. Пономаренко участвовал во многих операциях, встретив зарю Победы. Сейчас он находится на действительной службе, продолжая охранять рубежи нашей Родины.
Владимир Васильевич ПОНОМАРЕНКО — заслуженный военный летчик СССР, полковник, Герой Советского Союза, кавалер трех орденов Ленина, трех — Боевого Красного Знамени, трех — Красной Звезды и двух орденов Отечественной войны I и II степени.
