Федор Комаров
25 января 2020 года ушел из жизни Ф. И. Комаров — академик РАН, генерал-полковник медицинской службы, бывший начальник Центрального военно-медицинского управления и главный терапевт Министерства обороны РФ, выдающийся ученый, лауреат Государственной премии СССР и ряда других престижных наград, Герой Социалистического Труда, обладатель множества орденов и медалей, основатель таких научных направлений, как медицина катастроф, хронобиология и хрономедицина. В августе 2020‑го Федору Ивановичу исполнилось бы 100 лет. Это интервью взято незадолго до его кончины. Врачом, по собственным словам, он стал случайно. Хотя, может быть, это была судьба. Как война определила жизненный путь Комарова и что главное для человека этой профессии, — об этом рассуждает наш собеседник.
— Федор Иванович, как вышло, что вы стали врачом? Ведь медиков у вас в семье не было.
— Я родился в Смоленске в 1920 году. Отец был служащим. Семья у нас многодетная: три брата и четыре сестры. Жили мы просто, но дружно. Дом наш стоял на берегу Днепра. Летом бегали купаться. В Смоленске пошел в школу, но в начале 30‑х мы переехали в Москву. Там, недалеко от станции Сетунь, я и закончил школу. Было ясно, что у меня есть склонность к техническим дисциплинам, поэтому поступать пошел в инженерно-строительный институт.
Всего два месяца мне довелось там отучиться. Началась война, и прямо с институтской скамьи отправился на фронт. Служил в 298‑м конно-артиллерийском полку 192‑й горно-стрелковой дивизии в должности помощника командира взвода конной разведки. Дивизион наш дислоцировался в Карпатах близ города Турка. Бои шли ожесточенные.
Повоевать как следует я не успел — уже 17 июля 1941 года получил сквозное ранение в живот. Жив остался, в общем-то, чудом. Это была настоящая мясорубка: многие погибли, кому-то оторвало ноги, руки…
Четыре месяца переводили меня из госпиталя в госпиталь: Кировоград, Днепропетровск, Ростов‑на-Дону, Дербент… Выписали с переосвидетельствованием через год. Вернулся в Москву — а мой инженерно-строительный эвакуирован на Восток. Пошел учиться в Московский авиационный институт, на самолетостроительный факультет.
Но и тут проучился недолго. В июне 1942 года вновь был призван на фронт. Прибыл в военкомат — и тут меня по разнарядке направили на учебу в Военно-морскую медицинскую академию, в то время эвакуированную из Ленинграда в Вятку.
Так, неожиданно для самого себя, я стал осваивать профессию военного врача. И она стала делом моей жизни.
— Говорят, вы уже в академии были командиром роты и даже отдельную комнату получили.
— Да, мне выделили крошечную жилплощадь, которую я быстро превратил в подобие дома, украсив стены собственными картинками. Всегда любил рисовать. И уюта, конечно, хотелось.
Помимо рисования, увлекался футболом и волейболом. В нашей футбольной команде я был левым нападающим. Помню, вышла газета, где был репортаж об одном из наших матчей: «Красивым ударом второй гол в ворота соперника забивает Комаров».
— А уже на пятом курсе вы женились…
— Да, а семейным студентам разрешали снимать квартиру. Тогда мы уже вернулись в Ленинград. И я каждый день шел пешком после окончания занятий от нашей академии до Пяти углов, там покупал цветы для моей любимой жены Тамары Демьяновны и потом поворачивал на Фонтанку. В 1947 родилась Наташа, наша единственная дочь. Она тоже стала врачом.
А после окончания академии я был зачислен в адъюнктуру при кафедре госпитальной терапии Военно-морской медицинской академии. Кафедрой руководил академик АМН СССР, видный клиницист, один из основателей отечественной клинической физиологии, ученик И. П. Павлова Николай Иванович Лепорский. Под его руководством в 1950 году я защитил диссертацию, посвященную изучению желудочной секреции у здоровых людей и больных язвенной болезнью желудка в периоды ночного сна и бодрствования. Эта работа стала одной из пионерских в отечественной хронобиологии и хрономедицине.
— Как главному терапевту Вооруженных сил, а потом и как начальнику Центрального военно-медицинского управления, вам часто приходилось бывать в «горячих» точках…
— Да, это и Афганистан в период боевых действий, и Чернобыль для организации медицинской помощи пострадавшим, и землетрясение в Армении… Вот только на войну в Чечне мне уже не довелось летать. А так везде бывал неоднократно, и именно с этой работы, собственно, началось направление, получившее название «медицина катастроф». Конечно, горько и обидно, что такие масштабные катастрофы происходят и уносят человеческие жизни, но лучше быть к ним всегда готовыми, надеясь, что эти знания и умения не пригодятся, чем наоборот. Мы были готовы.
— Вы всю жизнь занимаетесь наукой, стали создателем ряда оригинальных научных направлений. Какие из этих разработок кажутся вам сегодня наиболее актуальными?
— В первые годы своей работы я был сосредоточен в основном на проблемах гастроэнтерологии. Мы изучали суточные ритмы работы желудка, поджелудочной железы, кишечника, влияние пищевых веществ на секреторно-моторную функцию пищеварительного аппарата, разрабатывали вопросы рационального питания. Нам удалось получить основополагающие данные по лечению заболеваний желудочно-кишечного тракта с учетом суточной периодики его секреторных, моторных и нейрогуморальных функций. Еще в 1966 году в соавторстве с Л. В. Лисовским и Л. В. Захаровым я опубликовал первую в СССР монографию, посвященную вопросам хронобиологии, «Суточный ритм физиологических функций у здорового и больного человека».
Потом мы стали более детально изучать течение язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, хронического гастрита, выявлять зависимость течения этих заболеваний от ряда внешних факторов. Разрабатывали новые методики диагностики и лечения. Например, мы разработали метод определения состояния кровотока в слизистой оболочке желудка, а также диагностические критерии воспалительных заболеваний желчевыводящих путей. Цикл этих работ подытожили в монографии «Острый живот и желудочно-кишечные кровотечения в практике терапевта и хирурга».
Было много работ по исследованию нейрогенных механизмов гастродуоденальной патологии. Вместе с сотрудниками Института экспериментальной медицины АМН СССР проведены многочисленные клинико-экспериментальные исследования, созданы экспериментальные модели нейрогенных дистрофий желудка. Некоторые результаты наших исследований зарегистрированы в качестве открытий. Вскрыты механизмы нейрогенных дистрофий у больных язвенной болезнью. Впервые установлено значение истощения резервов катехоламинов в тканях желудка и миокарда в механизмах течения ЯБЖ и ИБС. Эти исследования также легли в основу нашей монографии «Нейрогенные механизмы гастродуоденальной патологии».
Большая работа была проделана по состоянию обмена веществ при язвенной болезни. Впервые определены характеристики расстройств жирового, липидного, белкового и углеводного обмена в зависимости от стадии заболевания. Эти разработки легли в основу целенаправленных диет и терапевтических назначений.
Уже в Москве, будучи главным терапевтом Вооруженных сил, я увлекся исследованием органов пищеварения во время беременности, сердечно-сосудистой патологией и пульмонологией. Мы опубликовали монографию о начальной стадии сердечной недостаточности, связав это состояние с заболеваниями ЖКТ. За цикл работ по изучению сердечно-сосудистой недостаточности нам с соавторами была присуждена Государственная премия СССР в 1980 году.
В последние годы преобладающими опять стали хронобиологические исследования. Мы разработали классификацию суточных типов колебаний артериального давления у больных с гипертонической болезнью, и это открыло новые возможности лечения весьма распространенного недуга. Результаты этих работ были так важны, что мы инициировали создание проблемной комиссии по хронобиологии и хрономедициине при Минздраве, которую я возглавлял в течение многих лет.
Исследуя околочасовые ритмы синтеза белка в слизистой оболочке желудка у пациентов с язвенной болезнью, мы установили множество важных закономерностей. Например, язвенная болезнь является системным заболеванием, а не локальным страданием, как считалось ранее. В развитии обострения существенную роль играют эндогенные факторы. Обострения начинаются за 2–3 недели до их клинических проявлений. Или, например, отсутствие признаков нормализации синтеза белка — это признак скорого нового обострения. Зная всё это, можно принять предупредительные меры, облегчить течение заболевания или даже избежать ремиссии.
В нашей лаборатории на базе Первого МГМУ имени И. М. Сеченова выполнена серия приоритетных работ по изучению роли мелатонина у больных с заболеваниями внутренних органов. В частности, установлена роль нарушений продукции мелатонина в механизмах язвообразования. Удалось установить роль мелатонина в сезонных обострениях язвенной болезни, а также его протективную функцию, предупреждающую язвообразование. В 1999 году мы получили патент по применению мелатонина в сочетании с гипотензивными средствами в лечении больных гипертонической болезнью.
— Федор Иванович, а на ваших крупных военно-медицинских должностях — что удалось важного сделать?
— Там тоже работы хватало. Уровень подготовки войсковой медицины, когда я вступил на должность главного терапевта МО СССР, был явно недостаточным. В медпунктах делались лишь самые элементарные вмешательства, оснащенность медицинской аппаратурой была совсем слабая. Мы начали большую кампанию по совершенствованию материально-технической базы и внедрению новых методов диагностики и лечения в медицинских пунктах полков. Повсеместно были внедрены лабораторные методы исследования, электрокардиография, которой тогда в частях не было. Всё это позволило реформировать медицинское обеспечение Вооруженных сил.
Многое пришлось изменить и в гарнизонных госпиталях, где уровень медицинского обеспечения оставлял желать лучшего. Планомерно повышали квалификацию сотрудников, оснащали госпитали необходимым оборудованием. Постепенно военная медицина стала считаться самой лучшей в стране, а ведь было совсем иначе.
Мы занимались медицинским обеспечением всех крупных строек страны — например, БАМа. А если возвращаться к «горячим точкам» и медицине катастроф, то нами впервые были созданы подвижные медицинские формирования для оказания экстренной помощи в чрезвычайных ситуациях — при промышленных и транспортных катастрофах, стихийных бедствиях. Всё это потом легло в основу создания МЧС.
— Федор Иванович, а если бы не война, не направление на учебу в военно-медицинскую академию, — стали бы строителем?
— Строителем? Теперь уж и не знаю, как бы я не был врачом.
— Вы разработали принципы рационального питания, «открыли» науку биоритмологию, где большое значение имеет правильный ночной сон. А сами вы этих принципов придерживаетесь?
— А как же. Люблю вкусно поесть. И поспать тоже люблю. Сейчас это стало можно — появилось много свободного времени. Раньше было всё время некогда. Если к нам приходят гости, мы всегда первым делом наливаем чай, ставим на стол что-то вкусное. Очень важен человеческий контакт — и в медицине, и в жизни. Если люди будут внимательно и доброжелательно относиться друг к другу, меньше будет болезней. Не будет военных конфликтов. Это я вам как военный врач говорю.
Беседу вела Наталия Лескова.
