ЗС 11/1967
В апреле 1967 года за «круглым столом» журнала «Знание-сила» встретились участники «Кубанского сражения» – грандиозной воздушной битвы, которая развернулась в небе над Кубанью весной 1943 года.
В редакции собрались: дважды Герой Советского Союза маршал авиации Евгений Яковлевич САВИЦКИЙ; дважды Герой Советского Союза генерал авиации Григорий Андреевич РЕЧКАЛОВ; Герой Советского Союза генерал авиации Михаил Васильевич АВДЕЕВ; генерал авиации Александр Владимирович БОРМАН; Герой Советского Союза полковник Семен Андрианович ЛЕБЕДЕВ; Герой Советского Союза полковник Александр Трофимович ТИЩЕНКО – автор книги «Ведомые» Дракона»; Герой Советского Союза полковник Илья Васильевич ШМЕЛЕВ; полковник Андрей Петрович КАЛИНИН – автор книги «Истребители над «Голубой линией»; полковник Александр Матвеевич ЖУРАВЛЕВ; литератор Виктор ПОГРЕБНОЙ – автор книги «Человек из легенды».
Кубань, 1943
Газеты военных лет хранятся в архивах. Карты «домашнего штаба», на которых линия фронта отмечалась красными флажками, исчезли. И как-то получилось, что люди многое забыли.
Вспомним, как в первые дни войны, пересекая линию фронта, шли на восток, в далекий тыл армады немецких бомбардировщиков. Казалось, что их ничто не может остановить. Но навстречу фашистским эскадрам взлетели советские истребители, и в воздухе разворачивались стремительные сражения.
Во вторую мировую войну немецко-фашистская авиация потеряла сто тысяч самолетов, из них семьдесят семь тысяч – на Восточном фронте.
Бывший гитлеровский подполковник Греффрат признает: «Зимой 1941 года немецкой бомбардировочной авиации был нанесен первый сокрушительный удар, а в 1944 ее окончательно загубили в России».
Командующий немецкой истребительной авиацией писал в феврале 1942 года: «Вследствие неслыханно больших потерь истребительной авиации в истекшем году во время наступления на Восточном фронте полностью израсходована продукция авиапромышленности, напряженной до предела». Но все-таки в это время в небе еще хозяйничали гитлеровские самолеты. Вот что писал в «Красной звезде» военный историк, Герой Советского Союза полковник Лукашин:
«В результате больших потерь в технике и летном составе, которые понесли фашистские ВВС, в конце первого периода Великой Отечественной войны создались условия для коренного перелома борьбы в воздухе в нашу пользу. Летом 1943 года советская авиация завоевала стратегическое господство и надежно удерживала его до конца войны».
Весна 1943 года – время Кубанского воздушного сражения. Оно не вошло в учебники истории, но стало легендой. Когда недавняя история превращается в легенду, надо спешить в архивы, или еще лучше собрать участников события. Собрать и попросить: рассказывайте. Ведь людям нужно знать, благодаря кому они живут так, а не иначе, смеются и видят солнце над головой.
Так шагнем в грозный сорок третий год.
Под Орджоникидзе, Моздоком и в районе Минеральных Вод войска Северо-Кавказского фронта громили фашистов и в начале февраля сорок третьего года, преследуя их, вышли на подступы к Краснодару.
В глубь немецкой обороны под Анапу был направлен наш морской десант и одновременно, чтобы отвлечь внимание противника, на полуострове Мысхако высажен десант морской пехоты под командованием майора Цезаря Куникова. Десант под Анапой не удался, но на полуострове Мысхако моряки сумели вцепиться в узкую полоску берега. Так началась легендарная «Малая земля».
В это же время войска Южного фронта вышли к побережью Азовского моря, отрезав с севера группировку немцев, действующих на Кубани.
Немцы откатились на Таманский полуостров и там закрепились. Через все основание полуострова, опираясь флангами на берега Черного и Азовского морей, выгнулась луком «Голубая линия» по мелким озерам, плавням и рекам. Она прикрывала от советских войск Таманский полуостров, Керченский пролив, Крым!
Каждый ее рубеж был укреплен и дышал свинцом. Ставка фашистской армии сосредоточила на «Голубой линии», длиной меньше сотни километров, крупные танковые и артиллерийские соединения.
На крымских аэродромах фашисты собрали свои лучшие истребительные и бомбардировочные эскадры. Сюда перебрасывались самолеты, воевавшие с Англией, с Африканского театра военных действий и даже Берлинская снайперская школа ПВО.
Советское командование тоже использовало оперативную паузу. Ежедневно авиация вела воздушную разведку, фотографируя передний край, помогая вскрыть позиции зенитной артиллерии, боевые порядки наземных войск, огневую систему, искала, где находятся командные пункты армии, где сосредоточены танки, где базируются немецкие эскадрильи.
Погода стояла прекрасная – благодатная черноморская весна в полном разгаре, и было ясно, что в предстоящем сражении за Тамань авиации предстоит сыграть большую роль. А Военно-воздушные силы Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота, действовавшие на Кубани, в то время еще значительно уступали вражеской авиации…
Учитывая создавшуюся воздушную обстановку и соотношение сил авиации, Ставка Верховного Главнокомандования приняла меры для усиления ВВС фронта; во второй половине апреля 1943 года в их состав было переброшено несколько авиационных соединений. Особенно усиливалась истребительная авиация, в нее влились части, вооруженные самолетами типа «Яковлев» и «Лавочкин».
Сюда были переброшены истребительный корпус генерала Савицкого, смешанный корпус генерала Еременко, бомбардировочный корпус генерала Ушакова, истребительная дивизия генерала Данилова. Здесь же располагались истребительная дивизия генерала Бормана, истребительная дивизия полковника Жукова, штурмовая дивизия генерала Гетмана и другие соединения.
В состав военно-воздушных сил Северо-Кавказского фронта входили 4-я воздушная армия генерал-майора Н.Ф. Науменко и 5-я воздушная армия генерал-майора С.К. Горюнова. Командовал ВВС Северо-Кавказского фронта генерал-лейтенант К.А. Вершинин. В конце апреля – начале мая 1943 года соединения обеих армий были слиты, и в командование ими вступил К.А. Вершинин.
К апрелю в распоряжении советского командования было свыше полутора тысяч самолетов, которые по своим техническим данным успешно соперничали с немецкими машинами.
Тут нужен небольшой экскурс в прошлое.
1936 год. Испания. Героический Мадрид лежал беззащитный под ударами фашистской авиации, пока в небе не появились советские истребители «И-15» и «И-16», которых испанцы ласково окрестили «чатос» – «курносые».
Тогда-то у наших летчиков появился новый прием: пара.
Пара – это наименьшее звено, приспособленное для ведения воздушного боя. Два самолета, два человека, ведущий и ведомый, как бы связанные незримой нитью. Ведущий ведет бой, ведомый прикрывает его и, когда надо, сам вступает в бой.
Такая тактика помогла нашим летчикам побеждать в испанском небе. Теперь, когда появилось много новой, совершенной техники, к паре нужно было заново привыкать. Подробнее об этом расскажут участники «круглого стола».
Они были по-военному точны. Они сошлись вместе, немолодые, очень занятые люди, чтобы рассказать о том; что такое война, вспомнить время, когда молодыми считались те, кому было под двадцать, а «стариками» те, кому тридцать лет, и, оглянувшись назад, оценить, что было сделано верно и что не верно.
Разговор был напряженным и не прерывался ни на минуту, короткие реплики, за которыми не могут уследить даже стенографистки, иногда сливались в легкий гул, разговор был профессиональным разговором летчиков-истребителей, а они, рассказывая о воздушных боях, наполовину разговаривают руками.
«Дракон»
Дважды Герой Советского Союза маршал авиации Евгений Яковлевич Савицкий принадлежит к плеяде командиров, которые много времени проводят в воздухе. Боевые товарищи так и говорят о нем: Савицкий это маршал-летчик. В дни Кубанского сражения по его инициативе и под его непосредственным командованием был совершен налет наших истребителей на аэродром в Анапе, на котором базировались немецкие бомбардировщики. Командуя корпусом, он успевал побывать во всех полках, знал, как воюют в соседних частях и, пропагандируя пару, брал с собой молодых летчиков, вылетал ведомым и сбивал фашистские самолеты. Это убеждало лучше любой беседы. Позывной генерала Савицкого в кубанском небе – Дракон.
Дважды Герой Советского Союза маршал авиации Е.Я. Савицкий
Мне и моим товарищам приятно, что редакция журнала выбрала такую тему. О воздушной битве на Кубани мало говорится в военной литературе, хотя это сражение имело важное значение. Но широкие круги читателей почти ничего не знают о нем.
В кубанском небе с фашистами сражались и там прославились Покрышкин, Речкалов, Рязанов, братья Глинки, Амет-Хан, Тищенко, Шмелев, Приказчиков, Наумчик, Горбунов, Фадеев и многие другие.
На Кубани решался вопрос, кому принадлежит небо. Господство в воздухе, завоеванное там советскими летчиками, фашистской Германии уже не удалось вернуть до конца войны. Там потерпели поражение знаменитые фашистские эскадры Удета, Мельдерса, Рихтгофена, «Зеленое сердце», которые считались непобедимыми. Там погибли многие фашистские асы.
Недавно я присутствовал на вручении ордена Отечественной войны первой степени городу Новороссийску. Я встретил там многих участников войны на «Малой земле». Мы вспоминали наших боевых соратников: и тех, кто живет сейчас, и тех, кто погиб, защищая родную землю. Мы вспомнили наших военачальников: Маршала Советского Союза А. Гречко, начальника политотдела 18-й армии, теперь Генерального секретаря нашей партии тов. Брежнева, который не раз бывал на «Малой земле».
Организатором сражения в воздухе был генерал-лейтенант Вершинин, который до сих пор в строю. Сейчас он Главный маршал авиации и командует Военно-воздушными силами страны. Здесь собрались те товарищи, которые были непосредственными участниками сражения на Кубани. Воздушный бой – это дуэль, и сколько летчик провел боев, столько у него дуэлей.
Кубанское сражение памятно не только героизмом советских летчиков. Здесь впервые было организовано централизованное управление авиацией. Следует отметить также массирование боев. По 200-300 истребителей вели бой одновременно, и такой бой нужно было уметь организовать.
Здесь мы стали широко применять средства радиосвязи. Подслушивая передачи немцев, мы узнавали об их планах, о настроении их летчиков. Мы добились такой скрытности нашего управления по радио, при которой противник не мог разгадать наши замыслы. Думаю, об этом подробнее расскажет генерал Борман.
На Кубани было выработано много разнообразных тактических приемов. Здесь широко применили пару. Здесь истребители не раз вылетали ночью и налетали на аэродромы противника неожиданно, когда едва рассветет. Так был совершен налет на аэродром Анапы. Пусть нам тогда удалось уничтожить не очень много людей и техники, но это был удар по психологии противника, и он выбил немцев из колеи. После этого они не чувствовали себя спокойно даже на своих аэродромах.
В заключение мне хочется сказать, что за всю Отечественную войну не было воздушного сражения, похожего на Кубанское.
Микрофон под пулями
С 1922 года Александр Владимирович Борман связал свою жизнь с авиацией. Он прошел путь от рядового летчика до командующего воздушной армией.
И вот Кубань. Командующий Северо-Кавказским фронтом легендарный генерал-полковник И.Е. Петров (он командовал войсками осажденного Севастополя) намечает прорыв немецких позиций на участке, который держит армия генерал-лейтенанта Гречко.
Перед авиацией ставится задача завоевать господство в воздухе, прежде чем пехота пойдет в наступление. Генералу Борману было поручено организовать пункт руководства истребительной авиацией.
Для управления авиацией необходима была отличная радиосвязь. В воздухе установили радиодисциплину: все должны были молчать, только слушать приказы командных наземных пунктов и командиров эскадрилий. Молчали даже радиоузлы соединений. Связь со штабом армии соединения осуществляли только по телетайпу.
Серой лентой идет шоссе мимо станицы Абинской, мимо отрогов Северо-Кавказского хребта. Над шоссе, посредине горы, наблюдательный пункт командующего армией генерала Гречко. Слева от НП щель: в хорошую погоду километров на двадцать по радиусу виден любой самолет. Это командный пункт генерала Бормана.
Здесь, так же как под Сталинградом, ему предстоит воевать с микрофоном в руках. Порой засекут радиоантенну, торчащую в стороне, вражеские корректировщики, и даст немецкая артиллерия приличную порцию снарядов, порой командир немецких бомбардировщиков вдруг решит, что слишком подозрителен этот тихий, поросший мелким лесом склон, и тридцать «Ю-88» сбросят на командный пункт свой груз.
Генерал авиации А.В. Борман
После взятия Краснодара наступление наших войск приостановилось. Войскам нужно было отдохнуть: пехоте – подтянуть резервы, фронтовой авиации – подготовить аэродромы, отремонтировать самолеты, пополнить материальную часть.
И, кроме того, нужно было проанализировать, осмыслить операции, которые недавно прошли на земле и в воздухе.
В строй 4-й воздушной армии вливались молодые летчики, только что окончившие училища. В училищах было трудно с бензином, поэтому «налет» у них был очень небольшой, да и срок обучения тоже, ведь фронт все время требовал новые кадры летчиков. Молодежь нужно было подготовить к встрече с врагом.
Командование воздушной армии учитывало сложность предстоящего сражения и готовило к нему весь личный состав. Летчики изучали противника: материальную часть вражеских самолетов, психологию немецких летчиков, излюбленные приемы немецкой авиации.
Политработники разъясняли, как важно для хода всей операции разгромить фашистов в воздухе. Молодых летчиков закрепляли в звеньях опытных воздушных бойцов.
Мне, очевидно, как самому старому командиру дивизии, было поручено организовать командный пункт, чтобы руководить боями, затем проводить анализ боев, делать выводы и докладывать их в штаб воздушной армии.
Получив это задание, я поехал к себе в дивизию. Вечерком собрались в штабной хате за длинным струганым столом и начали думать. Сразу было ясно, управлять воздушными боями можно, только четко представляя себе обстановку в воздухе. Для этого надо видеть. В хорошую погоду обзор у меня отличный, но погода ведь не всегда хорошая, да и вообще не вредно заранее знать, что идет, к примеру, с запада четверка «Ю-87», чтобы успеть поднять в воздух истребителей. Поэтому решили, что на флангах армии генерала Гречко должны находиться наблюдатели, постоянно поддерживающие радиосвязь с командным пунктом, представители ВВС должны быть и в наступающих танковых частях.
Понятно, прежде всего была нужна хорошо налаженная связь с дивизиями, с аэродромами, с эскадрильями и даже с отдельными летчиками, находящимися в воздухе. Для этого у меня было две радиостанции, шифровальщик, радисты.
Из штаба воздушной армии каждый день приходила плановая таблица вылета наших самолетов. Я уже заранее знал, когда какая эскадрилья поднимается в воздух.
У каждого командира эскадрильи был свой позывной, и он поддерживал со мной связь. Мой позывной менялся каждые три дня. Был я и «моряком», и «лисицей», и «тигром» – кем только не был.
Значит, все происходило так: взлетала по плановой таблице эскадрилья и шла ко мне. Я сообщал ей воздушную обстановку, например: «Справа в двадцати километрах от тебя четверка «мессеров». Атакуй!» Произносишь это спокойно, чтобы летчик не нервничал. В ответ слышишь голос командира эскадрильи: «Спасибо, ясно вижу, иду на сближение»…
Обязанности истребительных полков были различными. Были полки, которые прикрывали наши штурмовики и бомбардировщики. Они шли рядом со штурмовиками и в случае нападения истребителей противника вступали с ними в бой. Выше в воздухе находилась группа поддержки или, как мы ее называли, ударная группа: при нападении на наши самолеты она немедленно шла на помощь.
Тогда немцы, стараясь создать преимущество, вызывали новые истребители. Значит, и нам нужно было быстро наращивать силы.
Вот так начиналась воздушная шахматная партия. Недалеко от передовой, рядом со станицей Абинской, находился аэродром «подскока», где базировался один полк дивизии Данилова. Там, впрочем как и на других аэродромах, всегда в полной боевой готовности находилась дежурная эскадрилья. Я давал приказ поднять ее в воздух. Дальше вызывались истребители с далеких аэродромов и из разных районов патрулирования; и тогда над небольшим участком фронта завязывались бои, в которых принимали участие сотни самолетов.
Аэродром «подскока» в Кубанском воздушном сражении занимал особое место.
Когда истребитель выходил из боя и вдруг видел, что его бензобаки пусты, он садился здесь, заправлялся и перелетал на свой аэродром. Сюда нередко садились машины, поврежденные в бою, отсюда первыми взлетали машины на поддержку наших самолетов или для нанесения удара по бомбардировщикам противника. В общем, это был своеобразный пункт скорой помощи. Работать в скорой помощи всегда трудно, а если учесть, что аэродром находился настолько близко от переднего края, что по нему могла бить немецкая артиллерия, то можно представить, каково было там летчикам и, особенно, обслуживающему персоналу.
Чтобы машины не побило прямо на земле, были построены капониры – круглые земляные валы, внутрь которых закатывались самолеты… И аэродром, несмотря ни на что, работал.
Казалось, все было организовано правильно: таблицы вылетов, связь, наблюдение, аэродром «подскока», но в начале Кубанского воздушного сражения в основном немцы сбивали наши самолеты, а не мы их. В чем же было дело? Тогда существовала своеобразная доктрина, чтобы авиация летала не выше двух тысяч метров и как можно больше над полем боя.
С места: Чтобы видело начальство!
Что в результате получалось? Чтобы быть над полем боя как можно дольше, нужно было ходить на экономичных режимах, то есть со скоростью примерно двести семьдесят километров в час. А немецкие истребители подымались на высоту в четыре-пять тысяч метров, заходили со стороны солнца, пикировали, разгоняя машину, и на больших скоростях, используя преимущество в высоте, атаковали наши самолеты.
Мы из-за этого теряли материальную часть, теряли людей. Наконец поняли, что не обязательно пехоте видеть авиацию, важно, чтобы мы сбивали немецкие самолеты.
Анализируя бои, я пришел еще к одному выводу: нельзя, чтобы самолеты ходили большими группами, прикрывая друг другу хвосты. Ведь что получалось: куда ни посмотришь, во всех концах неба немецкие самолеты. Наших в воздухе не меньше, только они большими группами на малых скоростях утюжат небо над полем боя, а немцы с разных сторон как начнут клевать такую группу, только видишь, как наш самолет идет в землю, и помочь ты ему уже ничем не можешь.
Было принято решение оторвать летный состав от локтевой связи и поднять потолок: летать выше немецких летчиков. Но нужно было подготовить пилотов к освоению высоты, научить их пользоваться кислородными приборами, предупредить, что на больших высотах из-за разреженного воздуха маневренность самолета намного меньше, чем в плотных слоях атмосферы.
На партийных и комсомольских собраниях рассказывали, как надо воевать на больших высотах, где жизнь зависит только от мастерства самих летчиков, где никто не сможет ни советовать ему, ни приказывать, ни предупредить об опасности.
И это сразу дало отличные результаты. Приведу такой пример. Летчик А. Горбунов летел на «ЯКе», видит – немцы ходят на большой высоте, он поднялся еще выше. Вот один фашист осматривает небо, потом, чтобы лучше видеть, переворачивает свой самолет колесами вверх: так сектор обзора вниз получается прекрасный, только что творится наверху, не видит, но это его не беспокоит, не может ведь советский летчик быть выше его.
А Горбунов спикировал и спокойно всадил очередь в брюхо немецкого самолета. А немного ниже второй немец тем же способом высматривает советские самолеты, ну, Горбунов «срубил» и его.
Это отдельный эпизод, но таких эпизодов в кубанском небе было немало. И главное, как только мы полезли на высоту, летчики очень быстро убедились, что наши «ЯКи» по технико-тактическим данным ни в чем не уступали «мессерам», правда, «мессер» был тяжелее и при пикировании он уходил от наших самолетов, зато, когда шли вверх, «ЯК» догонял и зажимал его на вертикали.
У нас и у немцев было почти одно и то же число самолетов, но мы изменили тактику, повысили высоту полета, стали ходить на больших скоростях и в результате начали выигрывать воздушные бои.
То, что мы выигрывали бои, было, разумеется, хорошо, но этого было мало. Необходимо было прикрыть пехоту от бомбовых ударов «юнкерсов». Это поначалу не получалось и вот почему. Наблюдатели мне сообщают: идут «Ю-88». Я сразу даю приказ поднять истребители. Но у немцев передовые аэродромы недалеко от линии фронта, и пока мы поднимали истребители, пока они набирали высоту, немецкие бомбардировщики успевали уже отбомбиться и уйти.
Команда на вылет истребителям явно опаздывала, нужно было искать какое-то иное решение. Мы начали изучать тактику противника и составили плановые таблицы вылета немецких бомбардировщиков.
Обычно немцы делали налеты с паузой в два часа, а в середине дня у них был обеденный перерыв. Теперь мы знали, если первый налет был совершен в девять часов, то следующие жди в одиннадцать, в час, потом перерыв на обед. Два часа у немцев уходило на заправку, приведение в порядок материальной части, перекур и так далее. Нам эта педантичность помогала.
Составив таблицы немецких вылетов, мы начали заранее подымать истребители, и они встречали «Ю-88» и «Ю-87» прямо над линией фронта. Не раз бывало, что немцы сбрасывали бомбовый груз на собственные окопы.
Кроме того, мы постоянно наблюдали за немецкими передовыми аэродромами, где базировались бомбардировщики. Для этого в воздухе дежурили истребители.
Два брата Глинки подымались на потолок – восемь-десять тысяч метров. Оттуда они видели немецкие аэродромы, а сами оставались незамеченными. Зато, когда на фашистских аэродромах поднимались столбы пыли, наши летчики знали: сейчас взлетят «юнкерсы» – и сразу докладывали об этом мне. Первыми взлетали машины с аэродрома «подскока», а чтобы немцы не знали, что мы готовы их встретить, истребители взлетали в нашу сторону. Над нашей территорией они набирали высоту, а затем разворачивались к линии фронта.
Лишь услышав доклад воздушных наблюдателей, я поднимал истребители в воздух. Тогда очень важно было дать летчикам возможность побольше времени отдохнуть на земле. Напряжение было такое, что у пилотов-истребителей, совершивших за день четыре-пять, а иногда и больше, боевых вылетов к вечеру иссякали силы.
Чтобы снять напряжение и в то же время не оставить без прикрытия бомбардировщики и наземные войска, нужно было придумать, как создать резервы. Мы анализировали прошедшие бои и, если видели, что вчера здорово побили немцев, то сегодня с утра летали небольшими силами, знали – они будут очухиваться, приводить в порядок материальную часть. Зато во второй половине дня мы наращивали силы.
Ежедневно делался анализ прошедших боев и результаты докладывались командующему воздушной армии Вершинину. Он давал указания, какие изменения нужно произвести на следующий день.
Четкая организация воздушного сражения, мужество наших летчиков, их колоссальная выносливость, возросшее мастерство – все это начинало приносить свои результаты.
Немецкие самолеты стали падать. Мне на командном пункте было особенно заметно, как менялась обстановка в воздухе, как у зеленой молодежи появлялась уверенность в своих силах.
Вспоминается такой случай: как-то получилось, что из группы генерала Данилова в воздухе остался один молодой летчик. А в небе облачность довольно густая, кое-где тучи. И вдруг из облачности вываливается один «Ю-87». Я командую нашему истребителю: «не уходи, слева от тебя «юнкерс», бей!» Он ударил почти вплотную и сбил.
А я понимаю, не может быть, чтобы один «юнкерс» в облачности сидел и продолжаю командовать: «не уходи, еще будет». Второй появился – он и второго сбил, а из тучи вываливается третий. Немецкий летчик еще не успел сориентироваться, как наш истребитель дал по нему очередь. А этот «юнкерс» был начинен «лягушками» – маленькими такими бомбочками, самая поганая штука, когда их на аэродром кидают. Очередь нашего летчика прямо по ним пришлась, и самолет фашиста взорвался в воздухе. В облаках появился «мессер», но наш молодой летчик так разошелся, что и его сбил, а потом и наш самолет сбили. Летчик выбросился с парашютом, приземлился, а внизу уже наши немецких летчиков в плен забрали.
Постепенно летчики привыкли к наземному командному пункту. Доверяли ему, знали, что сидит там генерал, знали мой голос.
Иногда голос у меня садился, тогда микрофон в руки брал лейтенант. Я ему шепотом командую, он передает, а его спрашивают летчики:
– Где хозяин?
– Рядом, охрип только, – объясняет лейтенант…
Сражение было кровавое, у нас были большие потери, но хребет немцам переломили. Помню первые налеты фашистской бомбардировочной авиации – сто самолетов, еще сто – волна за волной. Прошло немного времени, и уже приходило не сто, а восемьдесят, потом шестьдесят, сорок, двадцать. Потом уже летали группы по пять самолетов, и, наконец, немецкие бомбардировщики вылетали по одному.
Много еще можно рассказывать, но здесь сидят люди, которые были ведущими в своих полках, за ними летчики смело шли в бой. Пусть они расскажут о том, как воевали на Кубани.
На переднем крае, на командном пункте истребительной авиации генерала Бормана сменил командир дивизии Дзусов. А Борман был отозван в Москву и назначен командующим 1-й истребительной армией фронта ПВО.
В 1943 году в воздушных боях немцы потеряли столько опытных экипажей, что вынуждены были ставить приводные радиостанции на бомбардировщики, ведущие группы, а за ними, как на веревочке, тащились остальные. Когда сбивали главу группы, остальные разбредались в небе. Опытные немецкие асы нашли могилу на советской земле.
Властелин воздуха
Илья Васильевич Шмелев пришел на Кубань уже с огромным боевым опытом – он начинал войну на «И-15»: старой машине, которых перед войной в Красной Армии уже почти не осталось.
Когда И. Шмелев за «круглым столом» сказал, что в начале войны летал на «И-15», раздался гул, в нем слышались нотки удивления и профессионального уважения, которое вызывает всякое мастерство у людей, понимающих толк в происходящем. Потому что начинать войну на «И-15», драться на этой машине с «мессершмиттами» и более чем через двадцать пять лет рассказывать об этом – довелось не многим…
Илья Васильевич воевал на «И-16», воевал под Сталинградом – на «ЯК-1». В боях на Кубани он довел счет сбитых самолетов до пятнадцати, столько же уничтожил в групповых боях. Только за один день 29 апреля 1943 года он уничтожил четыре вражеских машины. Друзья называли его властелином воздуха.
Герой Советского Союза полковник И.В. Шмелев
Наша двести восемьдесят седьмая дивизия вела тяжелые бои под Сталинградом, потом нас перекинули на Кубань. Командовал дивизией Герой Советского Союза генерал авиации С. Данилов. Генерал Данилов воевал еще в Испании, а потом участвовал в Великой Отечественной войне. Погиб он на самолете уже в конце войны. Хороший был летчик.
В начале войны дело обстояло так, что авиацией практически командовали пехотные командиры, хотя они и не понимали специфики авиации. Помню, мне дает приказание командир бригады, я начал возражать, а он – «смирно!» Ну, как я, младший лейтенант, мог спорить с товарищем, у которого две генеральские звезды.
Часто связь с пехотой держал летчик, который не летал и не имел опыта воздушных боев.
Наконец, не знаю кто, может, генерал Вершинин или генерал Петров, а может, еще кто-нибудь, оторвал боевого летного командира в чине генерала от непосредственных боевых действий и посадил на командный пункт для связи с пехотой и управлением авиацией. Теперь там был грамотный человек.
Мы сегодня много говорим о тактике, о летном мастерстве, это нужно и правильно, но надо сказать и о массовом героизме наших летчиков, об их беззаветной преданности нашей партии, нашему народу. Этот героизм и преданность помогали нам побеждать.
Был у меня товарищ – летчик Молодцов. В первом же бою «мессеры» подожгли его самолет. На горящей машине он перевернулся «на спину», лег своим горящим самолетом на самолет врага, и оба упали на нашей стороне фронта. Молодцов остался жив.
Примерно такой же случай был с летчиком Куницыным. Идем вместе, по нему бьют из пушек, а он развернулся и ударил вражеский самолет концевой частью винтов. Немец развалился на глазах, а Куницын дотянул до линии фронта и посадил самолет на брюхо, только винт погнул, а остальное – в порядке.
Желание победить врага любым способом, даже неумением, даже нахальством, яростная напористость в бою отличала наших летчиков на Кубани. Ни одно воздушное сражение не зафиксировало столько таранов, сколько было здесь: пятнадцать раз за два месяца наши летчики шли на таран.
Герой Советского Союза Генерал Авдеев:
– Ну, знаете, таран это не умение. Если бы мы всех таранили, то нам бы летать не на чем было.
Герой Советского Союза Полковник Шмелев:
– Вы этот метод отрицаете?
Герой Советского Союза Генерал Авдеев:
– Как метод, я таран не отрицаю, но как культуру воздушного боя – отрицаю.
Герой Советского Союза Полковник Шмелев:
– А вы представьте себе такой случай: горючее у человека израсходовано, ему ничего не остается делать, он идет на свой последний шаг – таран. Вот это нужно поддерживать.
Между прочим, вернусь к 15 случаям тарана. Тогда погибло только три наших летчика – Маковский, Федоров и еще один, забыл фамилию. Остальные остались живы.
Герой Советского Союза Полковник Тищенко:
– Я видел классический таран, предпринятый Михайловым. Израсходовав все боеприпасы, он подошел вплотную к вражескому самолету, зашел снизу, под хвост и так ювелирно – «чик» по оперенью! Это был мастерский таран.
Короткий диалог о таранах закончился, и летчики вспомнили, как над нашими аэродромами стал появляться какой-то таинственный «ЯК» без опознавательных знаков. Заметили, что следом за его «визитами» приходят «юнкерсы», – то ли совпадение такое, то ли «ЯК» не наш. Потом обратили внимание, что над ним ходят два «мессера».
За «ЯКом» начали охотиться. О том, как Иван Васильевич встретился с этим таинственным самолетом, на фронте ходили легенды. А как все произошло на самом деле, толком оставалось неизвестным. Теперь Илья Васильевич рассказывает об этом.
За немецким разведчиком на «ЯКе» мы все охотились. Сначала думали, это наш самолет, потом увидели у него на верхних плоскостях две белые полосы, запросили номер, но ответа не получили.
Тогда я получил приказ сбить его. Я дежурил пять дней, но он не появлялся. Дни стояли жаркие, все время шли бои, моя эскадрилья в последний день три раза поднималась в воздух, а я сижу – дежурю. Но вот самолет моего заместителя покалечили в бою, а нужно опять вылетать. Кто поведет эскадрилью? Начальство распорядилось: «Пусть Шмелев отдаст свой самолет, а сам отдыхает». Эскадрилья взлетела, и недалеко от аэродрома завязался бой.
Приближался вечер. Бой окончился, и летчики идут на посадку – боеприпасов нет, бензин на исходе. Вдруг появляется какой-то «ЯК», идет прямо в лоб на самолеты, заходящие на полосу.
В авиации есть такой закон: если летчик идет в лоб, когда другие самолеты заходят на полосу, значит, у него какая-то неисправность, надо освободить ему место для срочной посадки. Ну, самолеты нашего полка, естественно, разошлись в стороны, а «ЯК» прошел над самым аэродромом и набрал высоту. Наши опять заходят на посадку, а он снова идет им в лоб. А бензин-то у них кончается, да к тому же, когда он второй раз заходил на аэродром левым разворотом, я как посмотрел – у него на крыльях белая полоса!
Так это его я целых пять дней ждал, а тут, как назло, на аэродроме ни одного самолета, все в воздухе.
В стороне, у края аэродрома, стояла у нас старая машина, которую давным-давно нужно было списать. Все летали на хороших самолетах, а этот стоял себе в стороне, и техники потихоньку разбирали его на запчасти, раскулачивали понемногу…
Я через весь аэродром с парашютом кинулся к нему. Запустил мотор, дал газ и пошел на взлет, но он бежит как-то странно и долго, я ручкой помог ему взлететь, убрал шасси, а они у меня выпадают. Видно, здорово самолет подрастаскали. Нагоняю этот странный «ЯК», говорю ему: «садись», а он и в ус не дует. У нас на Кубани все радиостанции на самолетах были на одну волну настроены, только я не знал, что рация у меня тоже разобрана. Подошел я к «ЯКу» поближе, нагоняю его справа, и начинается: я – за ним, а он от меня.
С земли генерал Данилов командует: «стреляй!», а я не слышу – радио-то у меня не работает. Прошу разрешения стрелять – мне никто не отвечает…
Я начал отваливать в сторону, а «ЯК» сразу убрал газ, развернулся под меня и дал очередь. Я пошел на него, атакую сверху. Только отдал ручку от себя, как прицел вырвался из своего гнезда (видно его тоже подразобрали) и ударил мне в лицо. Рассек бровь, на лице кровь.
Вижу, целиться можно только всем самолетом.
Я рассказываю долго, а там все шло на больших скоростях. Пока я убирал газ, он проскочил вперед, я ручку на себя, шасси выпустил: «ЯК» подо мной впереди. Я ручку от себя, начинаю на него пикировать, дал очередь, посмотрел, куда она пошла, скорректировал и выпустил последнюю очередь. Он и завалился. Ну, а я скорей на посадку, а то впечатление такое, что самолет вот-вот развалится.
Уважение к истории
Герой Советского Союза полковник С.А. Лебедев
Мне кажется, историки иногда допускают ошибку, по результатам оценивая план операции или сражения. При таком подходе создается впечатление, что все шло планово и хорошо и иначе и быть не могло, ведь недаром же получился такой отличный результат.
Когда пишут о Кубанском воздушном сражении, то кажется, что это сражение было настолько заранее продумано, что буквально – бери план и бей немцев. Так ли было на самом деле? Рядом с нами воевали и командующий воздушной армией и его заместитель, и другие наши командиры, они делали большое дело, но нужно прямо сказать, что не всегда получалось так, как было задумано.
Нужно учесть: был 1943 год, у нас появилась техника, появилась сила, появились резервы, и мы научились воевать. Мы научились бить врага на земле, но, чтобы бить его как следует, нужно было завоевать господство в воздухе.
Немцы, конечно, не хотели упускать инициативу, они привыкли «боговать» в воздухе. Генерал Савицкий по заданию Ставки отобрал лучшие дальневосточные авиационные полки, которые еще не воевали, и из этих полков был создан корпус. Это был резерв командования. Его бросили сначала под Курск, но разгорелось сражение на Кубани, и его перебросили сюда.
Порой складывается впечатление, что на Кубани можно было обойтись небольшой авиацией. Мол, наземные войска не требовали такой массы самолетов. Но дело в том, что немцы не хотели проигрывать воздушное сражение, независимо от успехов или поражений наземных войск. И в результате началась самая настоящая рубка за господство в воздухе.
Немцы подбрасывали новые дивизии, мы отвечали тем же, и корпус дальневосточников был переброшен на Кубань. Летчики летать уже умели здорово, а воевать еще не умели.
Учились воевать мы в бою. Причем в бою с отборными летчиками. Их самолеты недаром были разрисованы всякими бубновыми тузами, драконами, стрелами. У некоторых немецких пилотов ко времени Кубанского сражения личный счет сбитых самолетов доходил до сотни. Учиться воевать, встречаясь с таким противником, сложно. Это тоже надо учитывать.
С места: Правильно, мы там столько опыта набрались, что научились воевать.
Полковник Лебедев
Да, это было кровавое сражение. Немцы не хотели уступать господство в воздухе, но мы во что бы то ни стало хотели вырвать инициативу, и мы ее вырвали.
Генерал Речкалов
А немцы были асами! Первое время доходило до того, что некоторые их охотники приходили к нам на аэродром, вызывали на бой наших летчиков. Зато потом наши истребители летали к немецким аэродромам, – вызывали на бой гитлеровских летчиков и сбивали их.
Комиссар у штурвала
Комиссар полка А.М. Журавлев
В нашем истребительном полку были в основном комсомольцы и коммунисты, люди высоких моральных качеств и большого мужества. Вести среди таких людей политическую работу – дело очень ответственное. А я был комиссар, представитель Центрального Комитета коммунистической партии. Я пришел из Сталинграда – там я тоже был комиссаром 15-го истребительного полка. И еще я был самым старым в полку – мне было 30 лет.
Неудивительно, что молодые летчики приходили ко мне не только поделиться своими сомнениями, мыслями, горестями, радостями, но и за советом профессиональным.
Товарищи Савицкий и Борман говорили, что летчики-истребители боролись за высоту. У нашего полка была иная задача. Мы летали, прикрывая штурмовики, значит, летали низко. Это было сложно, мы постоянно попадали в гущу разрывов. Но главное, трудно было летать на «ЛАГГ-З», самолете мало маневренном, особенно на вертикали, и не знакомом молодым летчикам.
У меня был свой метод агитации. Когда задание было особенно трудным или кто-нибудь из молодых летчиков чувствовал себя недостаточно уверенным, я сам садился в самолет. Очень помогало, что у меня была хорошая техника пилотирования.
Я летал на задание, чтобы показать молодым, что оно выполнимо, что и «ЛАГГами» можно владеть и не только отражать на них вражеские атаки, но и сбивать фашистские самолеты. Хочется рассказать об одном из вылетов, который крепко запомнился.
Была в районе станицы Крымской небольшая высота Безымянная, занятая немцами. Оттуда по нашим частям били артиллерией. Высота дважды переходила из рук в руки, и наземные войска несли там большие потери. Тогда было решено прикрыть пехоту с воздуха, дать ей возможность овладеть высотой. Восемнадцать «ИЛов» вылетели ставить дымовую завесу, я с шестеркой истребителей сопровождал их.
Чтобы сбить немцев с толку, мы пошли к ним на тыл, развернулись там и идем обратно на высоте 60 метров. Как в нас бьют, можете представить. Вижу: ведущий начинает выпускать дым. Такой чистый, белый тянется шлейф. И вот уже все восемнадцать «ИЛов», пристроившись друг к другу, прокладывают шлейф, стараясь, чтобы лег он широкой полосой. Наконец прошли над сопкой, закрыли, задымили все – сами не видим, что там творится. Так и прошли благополучно все «ИЛы». На одном из них ставила дымовую завесу Аня Егорова, впоследствии Герой Советского Союза.
За этот вылет мы потом получили благодарность и всех его участников наградили орденами Боевого Красного Знамени.
А наземные войска заняли сопку легко. Как увидели немцы нашу завесу, решили – газы, и кинулись бежать; всю территорию, которая была задымлена, очистили. Советские части заняли всю сопку, захватили большие трофеи, не потеряв ни одного человека.
Еще одно я хочу добавить. Здесь говорили о боевых делах, о героях-летчиках. Но мы жили ведь не только в небе, но и на земле. В истребительном полку, кроме летчиков, были техники, мотористы, обслуживающий состав. Это были чудесные люди. Благодаря их работе летчики могли идти в воздух, воевать и побеждать. Об этих людях тоже нельзя забывать, их тоже надо помянуть добрым словом.
О друзьях-товарищах
Генерал авиации Борман рассказал о смелом летчике Александре Горбунове, в звене которого молодые летчики сразу начинали воевать хорошо, а у самого почему-то было мало сбитых самолетов. А потом оказалось, что Александр, взяв с собой ведомым новичка, подбивал немецкий самолет, а затем давал его добивать ведомому. Так он воспитывал у молодежи уверенность в себе.
Летчики штурмовой авиации знали, что если их прикрывает Горбунов, он обеспечит им выполнение задания и никогда не бросит товарищей в беде. А когда летчиков отправляли на «свободную охоту», Александр пропускал цистерны, возвращающиеся с фронта, и бил по тем, которые двигались на фронт, он даже находил спрятанные в кустах цистерны и расстреливал их.
О Владимире Ивановиче Федоренко рассказал комиссар полка Журавлев. Ему, одному из первых, в мае 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Погиб Федоренко в конце сентября, сбитый «мессерами», которые на большой скорости выскочили из-за облаков с высоты двух-трех тысяч метров.
О веселом, огромном бородатом парне – надежном друге и грозном враге, о Валентине Фадееве – рассказывает литератор В.И. Погребной. Появление самолета Фадеева приводило немцев в панику, зато его ведомые чувствовали себя в небе надежно за его широкой спиной.
Уже после войны генерал-полковник авиации Науменко писал, что Фадеев был первым кандидатом в дважды и трижды Герои Советского Союза.
Море и авиация
Горы, казалось, надвигались на море. Восемьсот-девятьсот метров взлетной полосы, словно оттолкнувшись от хребта, продолжением склона скользили к воде. Узкий прямоугольник аэродрома продувал беспощадный норд-ост. На эту полоску земли был переброшен 6-й гвардейский дважды краснознаменный Севастопольский истребительный авиационный полк. Он должен был прикрыть суда, которые подбрасывали из Фальшивого Геленджика подкрепление десанту, высадившемуся на Мысхако.
Горы, море, да южное безоблачное небо над головой, да бетонная дорожка шириной в тридцать-сорок метров.
Почти беззащитные скорлупки качались в бухте, принимая на борт людей, боеприпасы и продовольствие. В Анапе на отлично оборудованном аэродроме расположились «юнкерсы» и «мессершмитты». Отсюда они спокойно шли к линии фронта, к Новороссийску, все ниже и ниже опускаясь к морю. За Новороссийском, за линией наших окопов стояла радиолокационная установка. Чтобы их не запеленговали, фашисты жались к воде и, лишь пройдя локаторы, начинали набирать высоту.
К командиру авиационного полка Авдееву шло сообщение: «юнкерсы-87″ идут на Фальшивый Геленджик». Тревога. Через минуту в воздух уходили дежурные самолеты, через три-четыре минуты вылетал весь полк. Самолеты разбегались в сторону моря, казалось, они бегут навстречу волнам, только в конце взлетной полосы они с выпущенными закрылками уходили в небо. Вперед выходил самолет Авдеева. И полк, ведомый своим командиром, летел бить «лаптей». Нужно было сделать все, чтобы ни одна бомба не упала на суда нашего десанта.
Морская авиация много сделала для победы – это отдельный большой разговор, надеемся, что об этом еще расскажет читателям Герой Советского Союза генерал авиации М.В. Авдеев.
Истребители над Мысхако
14 апреля 1943 года войска Северо-Кавказского фронта возобновили наступление в районе станицы Крымской.
Станица Крымская. Слышишь это название и вспоминаешь виноград и южное солнце, но во время войны там пахло кровью и порохом. Превращенная фашистами в мощный узел обороны, станица огрызалась свинцом. Ломая сопротивление противника, наша пехота двинулась вперед. На участок прорыва немцы бросили около шестисот бомбардировщиков. Они шли группами по двадцать-сорок самолетов под прикрытием истребителей. Немецких самолетов было больше, но только за 15 и 16 апреля советские летчики уничтожили шестьдесят семь машин противника.
Днем 16 апреля прошли ливневые дожди. Реки Адагум и Вторая вышли из берегов, преградив дорогу нашим наступающим войскам. Дальнейшее продвижение пришлось прекратить.
И тут фашисты решили, что настал момент расправиться с десантом на «Малой земле» под Новороссийском. Пехотные части, артиллерия, авиация обрушились на Мысхако. Моряки стояли насмерть. Но на плацдарм – на двадцать два квадратных километра земли – летела лавина металла. Каждый метр простреливался во всех направлениях. Разрезая десант на части, узкими языками просачивалась немецкая пехота, были места, где в тылу советских моряков до берега Цемесской бухты оставалась сотня метров земли.
Командование фронта отдало приказ: бомбардировочной и штурмовой авиации нанести удар по наступающим фашистским войскам. Истребители должны были прикрыть наш десант с воздуха.
Утром 17 апреля, как только рассеялся туман, истребители ушли курсом на Мысхако, чтобы очистить воздух. Среди них был и летчик Г. Речкалов.
Дважды Герой Советского Союза генерал авиации Речкалов стал широко известен в нашей стране, да и за рубежом в дни Кубанского сражения. Речкалов летчик экстракласса, его имя прочно вошло в историю войны.
Дважды Герой Советского Союза генерал авиации Г.А. Речкалов
Говоря о Кубанском сражении, нельзя не вспомнить о генерале Науменко, о том, каким талантливым организатором он показал себя, когда командовал нашей воздушной армией на Кубани в первый период воздушной схватки. В его адрес шли благодарственные телеграммы от командующих наземными армиями Гречко и Леселидзе.
Размаху воздушного сражения, помимо всего, о чем здесь уже говорили, способствовали и благоприятные климатические условия. Если на севере и в центральной части России буйствовала метель, а на Украине была распутица или непролазная грязь, то на Кубани, в Крыму стояла прекрасная погода, и это дало возможность сосредоточить большое количество авиации как нашей, так и фашистской.
Во время кубанских боев я был командиром эскадрильи и, признаюсь, боевая нагрузка была немалая. Нужно было непрестанно водить эскадрилью в бой и в то же время учить, вводить в строй поступающую для пополнения молодежь. Таких пополнений было три, иначе мы обескровели бы.
По счастливой случайности у меня сохранилось нечто вроде маленького дневника – записей в летной книжке. Когда листаешь ее, вновь оживают события тех дней. Я снова вдыхаю настой аэродромного разнотравья, запах бензина, гарь раскаленных пушек… Я мог бы описать, какая была облачность, каким цвет гор, моря и степей, которые мы видели, поднимаясь в кубанское небо. Все воскрешают записи в этой книжке.
Мы прилетели на Кубань 8 апреля. Первым в нашем полку открыл счет сбитых самолетов Миша Сутырин. 9 апреля в восемь часов утра он в районе станицы Анастасиевская вогнал в плавни «мессершмитт-109».
Я свой кубанский счет открыл одиннадцатого, а Покрышкин – двенадцатого апреля.
День 12 апреля крепко запомнился нам. Вот страничка из дневника: «Время взлета 11 часов 15 минут, посадка в 12.30. Состав группы парами: Покрышкин – Степанов, Речкалов – Табаченко, Старчиков – Савин, Науменко – Сутырин.
Погода: облачность слоистая, 8-10 баллов, высота нижней кромки 800-1200 м, видимость 6-8 км, временами дождь.
В районе станиц Троицкая, Мингрельская провели воздушный бой с десятью «мессершмиттами-109», сбили трех «Ме-109», подбили одного. В районе южнее Абинской встретили еще восемь вражеских истребителей, в завязавшемся бою было сбито четыре самолета.
Сбили: Покрышкин – три «Ме-109», Речкалов – два «Ме-109», Науменко – 1, Сутырин – 1 «Ме-109».
На аэродром мы вернулись без потерь. За этим боем наблюдали многие, в том числе сидящий здесь генерал Борман. Это он со своего командного пункта на переднем крае линии фронта навел нашу группу на врага и в ходе боя предупреждал об опасностях.
Надо сознаться: в этом вылете наши летчики, пожалуй, впервые одержали столь внушительную победу. Не зря об этом бое много писали наши фронтовые газеты.
Скажем прямо: если в первые дни войны мы воевали и сбивали врагов (я до кубанских боев сбил восемь фашистских стервятников), то это выглядело как-то эпизодически, не было уверенности в исходе схватки в воздухе. А вот с приходом на Кубань эта внутренняя уверенность в своих силах появилась.
У каждого человека в жизни бывает какой-то перелом: вдруг по-другому видится жизнь, появляется самостоятельность.
Такой перелом в воле, в сознании когда-то происходит и у летчика как у воздушного бойца. Не полностью уверенный в своих способностях, силе, он вдруг чувствует, понимает, что стал сильнее врага. Лично у меня этот перелом наступил именно в день боя 17 апреля.
Эта дата памятна тем, что наши войска выдержали наступление немцев на маленьком клочке советской земли в совхозе Мысхако под Новороссийском. Именно тут сосредоточилась вся авиация как со стороны фашистов, так и с нашей стороны.
Итак – 17 апреля, время 15.32-16.40. Состав группы 12 самолетов, из них 8 – ударная группа, ведущий старший лейтенант Фадеев. Группу прикрытия из четырех самолетов вел я.
Воздушный бой шел южнее Новороссийска – над бухтой и морем. Вначале радиостанция наведения «Лисица-1» указала нам трех «юнкерсов-88», но они, завидя нас, успели скрыться в облачности и вызвали себе помощь.
Вскоре с анапских аэродромов появилась девятка «Ме-109». По приказу Фадеева четверка Истрина пошла на «мессеров». Между тем ниже появились двенадцать пикирующих бомбардировщиков «Ю-87». Они намеривались обрушить свой груз на защитников «Малой земли». Мы деремся с «мессерами» и даем Фадееву атаковать «Ю-87». С девятью «мессерами» мы расправились, а атаки группы Фадеева заставили «юнкерсов» повернуть в море.
Тогда на помощь «юнкерсам-87» фашистское командование выслало еще двенадцать «мессершмиттов» и четыре «фокке-вульфа-190».
Эти «фоккеры», новинка гитлеровской авиации, с мощным вооружением – четырьмя пушками, встретились нам тут впервые. Бой длился 20 минут, и мы вышли победителями: мы сбивали их, а не они нас. Отличился опять-таки Сутырин, первым сбив «фоккера». Вадим Фадеев сбил два истребителя и одного бомбардировщика-пикировщика, два «Ме-109» сбил сержант Савин, по одному «мессершмитту» – Труд, мой ведомый Петя Табаченко и я.
У врага было численное преимущество и, несмотря на это, он потерял девять своих самолетов.
По соотношению сил, по результатам понятно, что этот воздушный поединок стал переломным моментом, вероятно, не только для меня одного. Все мы почувствовали, что стали сильнее фашистов в мастерстве, в тактике, не говоря уже о нашем духе. С этого дня мы стали хозяевами в небе.
Мне этот бой особо памятен еще вот почему. Не зря говорится, что смешное всегда бродит рядом с трагическим.
Когда мы уже крутились с «фокке-вульфами», я услышал по радио: «мессер» сзади! «мессер» сзади!». Ребят наших нет. Кручу головой направо, налево – никого нет, ни своих, ни «мессера». Глянул назад: немец! Прямо на хвосте висит. Чуть ему довернуть и ударит! Я на пилота смотрю, его лицо вижу, а у самого коленки от страха ходуном ходят.
А за «мессером» Петя Табаченко, мой ведомый, не стреляет – в меня попасть боится.
Что делать? Вижу, фашист головой качает: боезапас кончился что ли? И в сторону, вниз отваливает. Неумный человек – подставляет самолет под мой удар.
Я сразу к нему в хвост и буквально в пяти метрах сижу, прицеливаться не нужно. Жму на гашетки, и что за черт! Не стреляют ни пулеметы, ни пушка.
Я быстро пристраиваюсь к фашисту с левой стороны, вижу: летчик смотрит на меня; на лице – не пойму, испуг или удивление. А я ему, как он прежде, головой качаю.
Пока я с фашистом обменивался «любезностями», Петя Табаченко выбрал удачный момент и срубил его.
Кубанская битва была экзаменом. Она была школой не только для участников кубанских боев, но и для всех летчиков-истребителей. Других таких боев в Великую Отечественную войну не было.
Кубань, Кубань… Аэродром в степи, вдали, за кукурузой, станица Поповичевская. Аэродром расположился на ровном хлебном поле. По краям летного поля эскадрилья Речкалова, напротив Фадеева. Фадеев, огромный и обаятельный летчик редкого таланта, так и не дожил до конца Кубанского сражения, а у Речкалова был еще далекий путь до маленького немецкого городка Финстервальде, на окраине которого среди маленьких домиков инспектор пилотирования корпуса спокойно спал майской ночью, когда вдруг девчата с радиостанции начали трясти за ноги и кричат: «Война кончилась, совсем кончилась!». Выпрыгнул Речкалов во двор, а там начальник штаба корпуса генерал Семенов отобрал у караульного автомат и дал в небо очередь. В небо, просто в небо гремели залпы салюта, и двадцатичетырехлетний майор Речкалов стрелял в небо из пистолета, а позади была война и Родина, которую он и такие, как он, защищали от фашизма, а впереди была вся жизнь.
«Круглый стол» в редакции нашего журнала не дает, конечно, полной картины Кубанского воздушного сражения. Это скорее исторический репортаж.
