Из фронтовых дневников
Михаил Лускатов
Михаил Георгиевич Лускатов был из рабочей семьи, отец его трудился мастером на Брянщине на одном из заводов Мальцова — известного в дореволюционной России промышленника, много сил положившего на развитие отечественной индустрии и социального состояния своих работников. В семье Лускатовых было трое сыновей и одна дочь, все они выросли воспитанными в духе Советской власти. Старший брат Михаила Лускатова, Сергей, батальонный комиссар, погиб под Москвой в октябре 1941 года, средний брат, Анатолий, старший лейтенант, погиб под Сталинградом в декабре 1942-го. Михаил, единственный из братьев, остался в живых, пройдя всю войну от Украины до Прибалтики. До войны он нашел свое призвание в журналистской профессии, но вышло так, что большую часть своей трудовой деятельности он провел не в гражданской работе, а на службе в рядах советских вооруженных сил.
9 сентября
Слухи об окружении нашей группировки войск подтверждаются. Сегодня мы перебазируемся в Прилуки или чуть восточнее. Еще ночью мы погрузили типографию и в том числе недоверстанный номер газеты «Крылья Советов». Это был № 23, большого формата, выпущенный с начала военных действий.
Накрапывает мелкий осенний дождь. Трудно ехать на нашей тяжелогруженой машине. Бумагу, как и прежде, везут на прицепах трактора.
При въезде в Прилуки стоит фашистский танк, захваченный нашими войсками. Прилуки остались позади, мы едем в Ладан. Там на месте монастыря построен завод. Где-то здесь мы устроимся с типографией.
Сегодня день рождения Капуньки[1]. Послать бы привет, но ее уже, видимо, нет в Людинове. Да и письма от нас теперь навряд ли дойдут.
10 сентября
Мы поселились на квартире секретаря Прилукского райкома ВКП(б). Его семья эвакуировалась. Сам он уходит в партизаны. Печатную машину поставили в тесном коридорчике. В небольших комнатушках разместились вместе с нашим ДКА[2]. Начштаба они отправили в Сумы. Теперь уже не звучит «Татьяна»[3], патефон он увез с собой. Отогрелись немного, высушились. На дворе по-прежнему дождь.
11 сентября
Наш 94-й полк из Крупичполя уехал на переформирование за новой матчастью. У нас остался один 52-й полк. Недавно передали, что к нам вольется 89-й истребительный полк на «Лагах». Комиссар и командир полетели его принимать на станцию Гребенку. Они патрулировали и прикрывали эту станцию.
Прояснилась погода, и немцы начали бомбить Ладан. На шоссе много машин. Движутся обозы. В нескольких метрах от шоссе мы. Это для фашистов хорошая цель. В первый день сбросили 6 бомб, 3 не взорвались. Одна из них упала недалеко от нас.
12 сентября
Установили приемник и слушали сводки Советского Информбюро. К нам заходит будущий партизан — секретарь райкома. Немцы по-прежнему бомбят Ладан, но ущерба никакого не нанесли. Часто даже обстреливают из пулеметов.
В штабе сообщили, что немцы заняли Ромны. Значит, они окружают нас. Военком дивизии Федоров говорит, что к Ромнам прорвалось 6 танков и десяток автомашин с пехотой. С ними ведут бои ополченцы…
13 сентября
Вчера погрузили на машину типографское имущество. Перед тем, как упаковать приемник, послушали радио. Наши войска 12 сентября оставили Чернигов. Красивый старинный город, разрушенный варварскими бомбардировками, достался в руки врага. Жаль этого замечательного города. Мы пробыли в нем полтора месяца.
Приехал военком. Распорядился переехать в лес. Это надежнее. Мы замаскировались там от фашистских стервятников. Вместе с нами стоял обоз кавполка. Полк этот действует в тылу у немцев.
Передали по оперсводкам, что немцы заняли город Лубны. Теперь, если они соединятся с кременчугской группировкой, то кольцо вокруг нас замкнется.
14 сентября
Ночевали под открытым небом в лесу, возле своих машин. Днем то и дело налетают немецкие самолеты. Летят звеньями, девятками.
Часто немцы бросают свой груз на прилегающую к лесу территорию. Две бомбы упали недалеко от нас, метрах в 100 за оврагом. Все стекла в избушке колхозницы выбиты, рядом с хатой две воронки. Она чудом осталась жива. Пришла со слезами к нам. Мы утешили старушку. Не хотела идти в хату — боится, что снова будут бомбить.
Во второй половине дня снова налетели стервятники. У нас три раненых красноармейца, и пробит осколком бензобак трактора.
Военком приказал уничтожить типографию. Сняли части с машины и выбросили их в болото, куда и высыпали шрифты. Машину побили кувалдой и выбросили в овраг. Горит костер. Жжем все свои архивы. Как жаль, что не останется памяти о выпуске газеты. Но приказ есть приказ. ДКА выбросил все свое имущество, кинопередвижку. Оставили мы только приемники.
Получен приказ. Мы едем к Киеву. Будем рука об руку драться с героическими защитниками украинской столицы. Сразу стало лучше настроение потому, что ясна и понятна задача. Будем бороться за Киев. Мы будем базироваться на аэродроме в Борисполе.
В 10 часов вечера прибыл нарочный. Это приказание отменяется. Теперь едем в Прилуки. Автоколонна выстраивается в лесу. Вдали слышен гул орудийных выстрелов. Ярко пылает в небе зарево пожаров.
15 сентября
Вновь едем по шоссе Ладан — Прилуки. Взрывами бомб порвана связь, расщеплены телеграфные столбы. Под одним из них мы проезжаем, как под аркой. Путь на Пирятин. Из Прилук идут встречные машины. Водители говорят, что немцы обстреливают город артиллерийским и минометным огнем. Едем кратчайшей дорогой, но в поле заплутались, наконец к рассвету выехали на дорогу. Наш облегченный «ЗиС» раз было опрокинулся, второй раз было заехал в противотанковый ров и чуть не свалился с малого мостика. Так-то ехать в кромешной тьме. На дороге много наших машин. Мы едва пробиваемся на нашем «ЗиСе». Приехали в Пирятинский лес. До города 3—4 километра. Ждем дальнейших распоряжений. Нам говорят, что вместе со всеми войсками будем с боем выходить из окружения. Сегодня передали, что после многодневных и ожесточенных боев наши войска оставили город Кременчуг. Это усложняет наше положение. То и дело налетают вражеские самолеты, их сильно обстреливают наши зенитки и успешно отгоняют их. Ночевали в сыром лесу, под открытым небом. Орудийный гул был слышен всю ночь.
16 сентября
В этом же лесу через дорогу стоят машины 16-й авиадивизии. Вот машина с типографией и редакцией. Редактор — политрук Долгополов — суетится около машины… Он выбрасывает в болото все шрифты и типографские принадлежности. Грустная работа. Бомбежка продолжается. Недалеко от леса слышен гул разрывов. Все наши товарищи настаивают идти вместе с полком самостоятельно. У полка хорошая огневая мощь, имеется несколько «шкасов[4]».
17 сентября
День пробыли в этом лесу. Комиссар приказал уничтожить все документы. Так и сделал. Наши партбилеты и комсомольские собирались вместе с техническим составом на «Дугласе» переправить в политуправление, но самолет не прилетел. Личные вещи все закопали в землю. Я почти все свое роздал бойцам. Разбили свой приемник и бросили. Нам разрешили двигаться самостоятельно. Выступаем в 18.00.
Пришло время — не идем. Приказание отменили, но личный состав 52-го полка уже ушел. Снова наступает томительная ночь. Иногда возникает вопрос: чего мы ждем? Ночью через лес со свистом пролетают снаряды, но рвутся где-то далеко. Готовимся к отъезду. Ночью наш генерал-майор Тхор[5] привез автомашину винтовок и гранат, подобранных на поле боя. Мы вооружились. Я имею теперь винтовку с хорошим трехгранным штыком, но у нее треснут приклад. Но ничего, повоюем. Ночью погрузились в машины и трогаемся в путь из леса на Пирятин. Машины вязнут в грязи, уже брошены легковые «ЗиС-101» и «эмка». Пробились к дороге. Там — сплошной поток машин. Проехать нельзя. Водители остались с машинами[6]. Мы все идем через лес кратчайшей дорогой пешком.
18 сентября
Уже рассвело, когда наша авиапешая колонна подходила к Пирятину. Пролетел первый немецкий разведчик. Значит, надо ждать налета. Идем городом. Улицы запружены машинами и войсками. У моста и шоссейной дороги через болото большая пробка. Стоят наши зенитки и зенитные пулеметы. Только мы пошли к мосту — налетели фашистские самолеты. Три «Юнкерса-88» и девять «мессершмиттов». Самолеты с пикирования бросают бомбы на машины, обстреливают из пулеметов. По ним стреляют наши зенитчики. Вместе с нашими товарищами прячемся от «воздуха» в кустарнике и кукурузе, но от шальной пули не скроешься. Удай — река с большими болотами. Исходив по берегу, полазив по болоту в поисках переправы, мы снова вышли на тот же мост. Мост и дамба длиною до трех километров. Но вот он и позади. Снова налетели немецкие самолеты. Они опять с пикирования сбрасывают бомбы. После первого налета разбита и зажжена часть машин. Взрывом бомбы разбита и машина ДКА (полуторка). Шофер спрашивает, что ему делать. Сидим на окраине деревни Заречье. Поджидаем, пока соберутся все. Усталый и вспотевший, сидит с нами, одетый в кожанку, командир дивизии полковник Смирнов — Герой Советского Союза, военком Федоров, начштаба подполковник Киселев, начполитотдела старший бат<альонный> комиссар Шаптайло и другие. После второго налета немцы не досчитались трех самолетов. Их сбили наши зенитчики.
Над лесом видны темные дымки разрывов. Меня удивило, почему так низко рвутся снаряды зениток. Оказалось, это не зенитки. Немцы нас обстреливают шрапнелью, и снаряды рвутся выше, чем нужно. С воем пролетело несколько мин. Инстинктивно пригибаешься к земле. Вдоль реки пошли дальше. Шрапнелью и минами немцы обстреливают непрерывно. Мины то не долетают, то перелетают через нас и рвутся в болоте. Вот картечью ранена лошадь. Три круглые раны на ее боку.
На возвышенности среди болот собралось много машин. Кто замаскировался снопами, кто нет. Кто вырыл щели, кто нет. Народу — как пчелиный рой. Осколком мины оцарапало руку подполковнику Киселеву, он ее перевязывает. Ранило в живот сержанта. Снаряд попал в машину с боеприпасами, и она загорелась. Раздается треск винтовочных патронов. Наши по-над болотом тронулись к лесу. Часть людей с Федоровым отстала. Под обстрелом я возвращаюсь назад за ними, указываю им дорогу. Пробираемся по дамбе через болото к лесу. Здесь особенно жарко обстреливают. В небе появились три самолета «И-16», как они обрадовали всех! Потом их сменило звено «Чаек». Немцы боялись их — не прилетали сюда. Группу людей авиадивизий ведет дивизионный комиссар Гальцев — военком ВВС ЮЗФ. Короткий привал в лесу — и тронулись дальше.
Немцы стреляют из минометов. Следом за нами клубятся черные дымки взрывов. Это немцы называют стрельбой по площадям. Прилетел двухфюзеляжный «Фокке-Вульф», как его называют, «каракатица», а украинцы — «дробына», что означает лестница. Когда мы вышли на большое открытое поле, а это большая масса людей, налетели 9 мессеров. Их привела сюда «дробына»-разведчик.
Четыре захода сделали самолеты. Сбросили бомбы с пикирования и обстреляли из пулеметов и пушек. Результат — ни одного убитого и раненого. Я лежал под копной жита и стрелял. Выпустил по пикирующему самолету 10 бронебойных пуль. Но видимо, не попал. Двинулись дальше. Когда переходили реку, налетели три бомбардировщика. Почти километр шли по болоту. Вышли на дорогу, зашли в населенный пункт (хутор), напился воды, и снова в путь. В леску на высоте отдохнули. Встретил там Федорова. Дальше пошли вместе Луцкий, Станиславский, Брук и Куриной. На пути стоят две горящие машины. Идем полем. Уже начало смеркаться. Сзади нас летят светящиеся снаряды. Они зажигают копны неубранной ржи.
Темнело, когда остановились в яру у деревни, название которой так и не знаю. Через полтора часа нам дали задачу: прорваться через Чернухи. Там у немцев минометы и пулеметы, танков нет. Построились по четыре, пошли. Нас ведет начполитотдела Шаптайло. Идем через горящую деревню. Много сгоревшей и разбитой техники. В узком дефиле застопорилось большое количество машин. Там немцы много их разбомбили.
19 сентября
В первом часу ночи подошли к Чернухам на 3—4 километра. Немцы стреляют по дороге минометным и огнем автоматчиков. С треском рвутся мины. Светящиеся полосы (струю) посылают автоматчики. С нами люди из других подразделений: стрелковых и иных частей. Абсолютно темно. Люди не знают своих командиров, а у многих их нет. Появились первые раненые. Врач Линецкий говорит, что у него нет медикаментов. Брук, Куреной и я двигаемся вперед, за нами двигаются остальные. Сзади кто-то по глупости кричит «ура». Подошли к высотке — там немецкий миномет. Послали одного бойца туда. Он приходит и мне говорит: «Товарищ политрук, миномет сбит».
Идем вперед. Всюду рвем связь. Часть немцев успели убежать, бросив машины. Горит машина с боеприпасами, куда угодила наша граната. Несколько раций, 3 легковых машины и 3 мотоцикла стоят в кустах около дороги. Портим и уничтожаем их. Ко мне приносят трофеи: ручной пулемет, гранаты, бинокль и даже сигары.
Во время сбора трофеев неожиданно застрочил крупнокалиберный немецкий пулемет. Нас освещало пламя горящей машины, тем не менее немцы, хотя и стреляли с близкой дистанции, но безрезультатно. Мы быстро залегли. И отползли в сторону. Один боец так перепугался, что задом пятился как рак несколько метров, пока не наткнулся на меня. Когда немцы перенесли огонь в сторону, мы перебежали в канаву. Мы были метрах более чем 100 от немцев. Завязалась перестрелка. Немцы бьют светящимися, зажигательными и разрывными пулями. Они со свистом проносятся над нашими головами.
Здесь мы встретились с Луцким. С ним мы увидели корпусного комиссара Фоминых[7]. Доложили ему. Спросили совета. Он сказал: «Действуйте сами», — и скрылся. После перестрелки, когда мы зашли пулемету во фланг, немцы драпанули. Дорога свободна. Пока мы вели бой, большая часть людей, шедших за нами, обойдя стороной нас, тронулись дальше. Зажгли несколько немецких машин и пошли своей группой к лесу. Из дивизии со мной один Луцкий.
Начинало рассветать, когда к немцам подошло подкрепление. Из пулеметов, минометов стали стрелять по лесу. Они знали, что мы ушли в этот лес.
Лесом мы двигались на восток. Увидели внизу на дороге вереницу машин. Присмотрелись — наши. Они все двигались на Городище… Здесь же мы расстались с Луцким. Я мыл ноги и переобувался у ручья возле дороги и увидел, как он, стоя на крыле грузовика, проехал к Городищу. У ручья сидели со мной два бойца из 214-го ВДБ. Это та часть, где я служил срочную службу в 1936—1937 годах. Вместе с храбрым командиром-орденоносцем Левашевым они долго дрались в тылу у немцев, нанесли им большой урон и, отходя на отдых, вместе с нами попали в окружение.
В дороге перекусил сливами. Вот уже видно село Городище. Его и дороги к нему бомбят то и дело немцы. То налетят «Ю-88», то «мессершмитты».
В Городище разбит мост через реку. В селе большое скопление машин и людей. Три генерала (фамилий их не знаю) руководят устройством переправы. Через реку никого не пропускают. С одной стороны взорвана переправа, с трех других сторон начали нажимать немцы. Они сильно обстреливают село минометным огнем. То и дело налетали бомбардировщики.
К вечеру завязался бой. Отряд пограничников первый пошел в атаку на фашистов, обстреливавших Городище со стороны деревни Загребелье. Я почти охрип. Собираю людей и вслед за пограничниками иду с ними в атаку. На высоте на окраине села на каменном здании водрузили красный флаг. Это воодушевило людей. Идем вперед. На высоту выкатили две машины с зенитными пулеметами, противотанковую и зенитную пушки. С первых выстрелов ПТО разбила немецкую машину, зенитка подавила батарею минометов. Немцы начали откатываться. Они успели поджечь нашу машину с зенитными пулеметами. После удачных выстрелов наших орудий немецкие минометчики смотались, откатилась пехота. Через речку посреди деревни взорвали мост.
Чуть подправили мост и перешли в Загребелье. Всю ночь распределяли людей по частям. С рассветом следующего дня пошли дальше. Я иду вместе с одним БАО. Руководит им батальонный комиссар Ланцман. Это бывший начальник ДКА Уманьского авиагарнизона.
20 сентября
Восход солнца нас застал в степи. Идем длинною колонной. Ведет ее генерал-майор авиации Шевченко[8]. Курс на деревню Жданы. Хочется кушать, и поэтому каждый рад, когда попадается копна со скошенным, но не убранным горохом. И этот горох вкусен.
Днем вошли в село Жданы. Немцев там нет. Жители говорят, что много немецких машин и танков прошло на Лубны. Зашли в один из домов. Там нас угостили хлебом и огурцами. Перед Жданами я встретился с нашими работниками: заместитель начальника политотдела Волков, старший политрук Брук, политрук Колодий — помощник начальника политотдела по ком<сомольской> работе. Почему не идем дальше? Волков настойчив — предлагает двигаться вместе с генералом Шевченко. Но они не торопятся. Купили барана и жарят. Надо отдать справедливость — все сильно проголодались. Минут через пятнадцать прибежал лейтенант с двумя бойцами. Они на машине подъехали к селу. Дорогой их обстреляли немецкие танки. Часть бойцов пробилась с ним, некоторые попали в плен. Уже слышна стрельба за деревней. Выступаем дальше. Направление на Сенчу. Идем просторной украинской степью. Позади все время нарастает орудийный гул. Куда можно укрыться от танка на ровном поле? Вот уже впереди мелькает в перелеске за холмами река Сула. Я вспоминаю слова Федорова: «За Сулой наши, главное — дойти до Сулы». Встретились в пути с нашим инструктором пропаганды старшим политруком Лукьянченко, ранее откомандированным в ВВС ЮЗФ. Идем с ним в паре. Вообще же движется большая масса неорганизованных людей. Перед нами деревня Хитцы, там есть клади через Сулу. Спускаемся по оврагу к реке. По нам застрочили автоматы. У немцев там засада. Идем вдоль реки по дороге. Очень хочется пить. Думаю: «Если ранят — некому подать воды». А первое, что просит раненый, — пить. Вижу ведро с водой на колодце. Говорю Лукьянченко: «Идем, напьемся?» Но он идет вперед. Выпил студеной воды, стало сразу легче. По дороге снова засада в копнах. Яростно обстреливают из автоматов. Группа в 30 человек прорвалась к лесу. Отсюда можно оказать сопротивление. Семь немецких танков шли на нашу сторону, стреляя на ходу. Когда подошли они ближе, в них полетели гранаты. Бросали чуть ли не последние гранаты. Один танк подбит, второй загорелся от бутылки с горючим, остальные повернули обратно. Идем к реке, в поисках переправы. Берега Сулы болотисты. Болото — около двух километров, поросшее кустарником и тростником. По грудь в воде искали брода, вымокли основательно, но безуспешно. Вечером в сумерках пришли в деревню Лучка. Там, установили разведчики, находятся наши. В деревне есть переправа. Пришли туда. Из машины, стоявшей <внутри>, нам выдали по пачке концентрата гречневой каши. Ночью через Сулу на лодках-«душегубках» переправляли раненых. Командир части, стоявшей в Лучке, нас из авиации зачислил в свой резерв. Ночью лежал на сене, стараясь отдохнуть. Холод пронизывал до костей. Чтобы согреться, пил из опрокинутой пробки от флакона одеколон. Положение таково: половина Сенчи в наших руках, а другая за Сулой и мост — у немцев.
21 сентября
С рассветом весь наличный народ стягиваем к Сенче. Там уже ночью шли бои. До трех раз наши ходили в атаку на мост, но огнем пулеметов и танковых пушек немцы сделали завесу над мостом. несколько попыток атак на мост утром ни к чему не привели. Трупы наших товарищей, погибших от снарядов и пуль, устилают подступы к мосту. После этих неудачных атак снова идем к Лучке. По дороге уже стреляют просочившиеся автоматчики. Через реку переправляются, кто как может. Средствами переправы служат пустые бочки из-под горючего, камеры от автомашин, доски, ящики и две пары лодок-«душегубок», на которых с трудом помещаются два человека. Один остается на том берегу, второй перегоняет лодку обратно. Потом это усовершенствовали. привязали к лодке провод телефонный. Двое едут, а лодку обратно уже тянут за проволоку. таким способом переправились и мы вместе с инженером нашей дивизии Бараковым. По болоту провожал, указывая путь, местный паренек. Немцы усиленно обстреливали болото из минометов и пулеметов. То и дело пролетает над нами немецкий самолет-разведчик «Хеншель-126». Он, видимо, корректирует минометный огонь. Вышли на опушку леса. Залегли. По дорогам снуют немецкие машины, танки и беспрестанно стреляют из пулеметов и пушек. С сумерками стрельба умолкла. Сула позади нас, но впереди, видно, еще много трудного пути.
К вечеру в кустах нас собралась солидная группа. Двинулись дальше на восток. Съели несколько сырых буряков, но они все-таки невкусные. Ночь темна, на небе ни одной звездочки. В селах, занятых немцами, то и дело вспыхивают ракеты. Горят стога, подожженные немцами. Пересекли шоссе и железную дорогу. Порвали связь немцам в нескольких местах. Компасная стрелка показывает нам путь на восток — путь к своим. Ориентируемся по ракетам, где немцы — обходим эти села и идем вперед.
22 сентября
Трудно ночью идти по полям. По неубранным хлебам, по бурякам и кукурузе. Трудно, но идем. Нескольких раненых товарищей несем на руках. Под ногами попала морковь. Как она вкусна кажется сейча! Идем и идем. Я разведываю путь для остальных, иду впереди и впотьмах сам свалился в овраг вместе с винтовкой. Нужно за ночь пройти 45 километров. А идти приходится целиной, не по дорогам. Устал ужасно, как привал — так ложусь на землю. Многие тут же и засыпают. Мы не спим уже давно. Начался рассвет, а до леса не дошли. Приняли решение дневать, спрятавшись в копнах. Но это опасно. Копны стоят у самой дороги. Вдали уже слышен гул моторов. Мы с Бараковым решили перейти в кукурузу. Так и сделали. Он залег в кукурузе, я — недалеко от него в подсолнухах. Положил перед собой винтовку, заряженную бронебойными патронами, пистолет-браунинг и заряженную гранату. Жизнь продать свою решил дорого. Если стрелять, то до последнего патрона. В случае чего — последняя пуля себе… Чтобы не уснуть, лузгал семечки. Уже один подсолнух окончил. Неожиданно задремал минут на 10. Проснулся и вздрогнул. Ведь так меня могли бы сцапать сонного немцы, но подсолнух хорошо маскировал меня. Сон как рукой сняло. Несколько раз в небе пролетал немецкий самолет.
Стемнело. Я вышел из укрытия. Инженера не нашел. Зато встретил младшего политрука Табуненко и капитана из артиллерийского полка. У капитана — компас, у младшего политрука — ППД[9]. Недалеко от нас большое село Камышин. Его нам нужно обойти и попасть в лес, расположенный у реки Хорол. Кругом Камышина то и дело в ночную темь врезаются ракеты. Мы прижимаемся к земле, пока прогорит ракета… Пересекли шоссе, большой овраг. На дне оврага в роднике напились хорошей ключевой воды. Прошли поле, засеянное буряком. Попробовали кушать буряк, он оказался с горьковатым привкусом, но на желудок действует немного успокаивающе. Наконец добрались до леса. В лесу мы чувствуем себя спокойней. Теперь надо выйти к реке и найти переправу. Идем в лес все глубже и глубже. Лес с каждым шагом становится гуще. Зашли в такой густой кустарник, что дальше уже не в силах идти. Только чуть вверху просвечивает небо. Кругом сплошная темь. Ложимся тут же на земле и засыпаем мертвым сном.
23 сентября
Чуть забрезжил рассвет — мы проснулись в чаще орехового кустарника. С полчаса побродили по лесу и вышли к реке. Хорол — небольшая, но быстрая река, с заболоченными берегами. Долго ходили, искали переправу. Напали на грушу-дичку. Горькая, но вкусная. Собирали и другие ягоды. Это было наше питание. К переправе опять собралась большая группа людей. В этом месте Хорол опоясывает лес. Половина реки течет в лесу, а другая примыкает к степи.
Начали строить переправу. Усталые, голодные, мы носили бревна, устанавливали между деревьев, забивали колья, но материалов на весь мост не хватило. Люди страшно устали.
Пришли два партизана. Один — инструктор райкома партии, второй — секретарь сельсовета. Они нам показали брод. Как стало смеркаться, разделись и по горло в студеной осенней воде пошли через реку. Выйдешь на берег — тело горит, как от огня. Так холодна в реке вода. Оделись и снова движемся на восток.
Предстояло пройти степью 14 километров. Впервые за все время пути в разрыве осенних туч показался кусочек неба. Ярко блестит на темно-синем фоне вечерняя заря… Дует холодный осенний ветер. Останавливаемся на пять минут, отдыхаем и снова идем вперед. Проходя через кукурузу, сорвали по нескольку кочанов. Один я тут же на ходу съел, он показался мне сочным и вкусным.
Невдалеке послышался лай собак. Мы подходили к селу Рашевка. Обходим снова село. Удивительно — тут не видно ракет, которые немцы в изобилии запускают в ночное небо. Прошли через высокую коноплю, вышли на огород. Покушали сырой капусты, она показалась горьковатой. Теперь нас четверо. К нам присоединился лейтенант-артиллерист, сослуживец капитана. Около Хитцов он прятался от танков под копной хлеба. Танк проехал через копну, его голову сильно вдавило в землю, но он остался жив, только ухо сильно растрескалось.
24 сентября
Двое наших разведчиков пошли в село. Мы остались у копны. Полночь, село спит. Они быстро вернулись. Стучали в окна пяти домов. Открыли в одном. Туда зашли мы. Это была пожилая колхозница с тремя детьми. Муж погнал колхозный скот в глубь страны. Она сказала, что немцы были днем в селе. Потом показались два наших танка, и они сбежали. А есть они сейчас в селе или нет — она не знает. Стало радостно на сердце, когда услышали, что здесь были два наших советских танка.
Женщина завесила окна, растопила печку, запарила сала с цибулей, сварила кукурузы. Как вкусно мы покушали сейчас впервые за все дни наших скитаний. Полкраюшки хлеба она нам дала на дорогу.
Два часа мы пробыли в гостеприимной хате и пошли дальше. Вышли в поле и на опушке леса в копнах заснули на два часа до восхода солнца.
Проснулся первый капитан. Он разбудил нас. Легкая изморозь покрывала поле. Мы основательно продрогли. Пошли в лес. Идем по оврагу ближе к реке. Ходили, ходили кругом болота — к реке не подступить. Наши два разведчика наткнулись на колхозников, гнавших скот в тыл. Они остановились в лесу. Мосты взорваны, скот гнать некуда. У них до 700 голов скота. Там нас покормили хорошим жирным супом. Советуются: что делась со скотом. Их бригадир ушел в Зеньков. Мы предложили им кормить мясом бойцов и командиров, идущих из окружения, и часть скота сдать партизанам. Нам они дали проводника, он провел нас через болото к партизанам, которые потом нас переправили через реку Псел. Псел — быстрая, стремительная река, со множеством рукавов, течет по заболоченной низине. Старик в лодке нас переправил на тот берег.
Еще долго шли по болоту. У меня опять полны сапоги грязи. Прошли еще семь километров от Псела и пришли в село Лютеньку. Это было первое село, где не было немцев. Нет там и наших войск. Как легко и радостно мы вздохнули в нашем родном полтавском селе, еще не оскверненном немецким сапогом. Нас приглашают в хату. Дают отведать украинского борща, угощают молоком, фруктами. Село Лютенька большое. Проходим на другой конец села и там ночуем. Первый раз за все время «путешествия» мы спим под кровлей.
25 сентября
С восходом солнца пошли на Зеньков. До него 25 километров. Прошли Лютеньку-Будище. Там позавтракали и снова идем. Идем по богатым и не совсем убранным полям Полтавщины. Красивый украинский пейзаж. И сюда, в эти замечательные края рвется наглый и лютый враг. Ноги едва переставляю. Правым сапогом сильно натер свою ногу. Преодолевая боль, иду. Пришли в Зеньковский райвоенкомат. Там один только капитан – представитель власти. Во дворе военкомата побрился. Пока ожидали обеда, приехала машина. С ней я уехал в Ахтырку и вечером был там. Беседовал с Щербиной, батальонным комиссаром, начальником авиаотдела Политуправления ЮЗФ. Рассказал ему всю историю с дивизией, как шли и кто пришел вместе со мной…
Публикацию подготовили к печати М. М. Лускатов, И.М. Бейненсон.
[1] Капитолина Ивановна, жена М. Г. Лускатова.
[2] Дом Красной Армии, которые обычно существовали при гарнизонах, но, в силу обстоятельств, приобретшие «кочевые» свойства.
[3] «Татьяна, помнишь дни золотые» в исполнении Петра Лещенко.
[4] ШКАС – скорострельный авиационный пулемет.
[5] Тхор Григорий Илларионович — заместитель командира 62-й бомбардировочной авиационной дивизии, генерал-майор авиации. В сентябре 1941-го возглавил попавшие в окружение части советских войск в районе города Пирятин Полтавской области. В ходе этих боев был ранен, попал в плен, где был расстрелян за участие в лагерном подполье.
[6] Советские воины не имели права ни при каких обстоятельствах бросать врученную им технику, даже разбитую. Что могло ждать оставшихся возле своих машин водителей? Только смерть в последней неравной схватке или плен.
[7] Предположительно, комиссар Управления тыла Юго-Западного фронта.
[8] Видимо, Владимир Илларионович Шевченко, командир 16-й смешанной авиационной дивизии, Герой Советского Союза.
[9] ППД – пистолет-пулемет Дегтярева.
