«ЗС» 11/2015
Как и у многих студенток второго курса, у меня была заветная мечта: опубликовать свои стихи в журнале «Юность». Именно это издание в 1983 году набрало впервые мою фамилию типографским шрифтом – доброжелательное напутствие молодому автору дала Л. Васильева. Правда, подборка в «Юности» вышла почти через 30 лет… И эти три десятилетия отмечены для меня дружбой с замечательным поэтом, прозаиком, мастером исторических исследований, энтузиастом музейного дела, мудрой и бесстрашной Ларисой Николаевной Васильевой. В ноябре этого года она отмечает юбилей.
Тогда, к середине 1980-х, у Васильевой было издано более 20 поэтических сборников, серия очерков о Великобритании «Альбион и тайна времени», где поэтесса прожила более пяти лет вместе с мужем, корреспондентом газеты «Известия». Ставшие мировыми бестселлерами «Кремлевские жены» и «Дети Кремля» еще не были написаны, и главным трудом Ларисы в тот период стала «Книга об отце». Именно этот роман-воспоминание о жизни Н.А. Кучеренко (хотя в произведении у него другая фамилия) – конструкторе знаменитой боевой машины, – можно считать первым «экспонатом» единственного в мире военно-исторического музея, посвященного целиком конкретному образцу военной техники, легендарному среднему танку Т-34. Через дорогу от музея – загородный дом писательницы, и беседа наша протекает на фоне вековых деревьев и благоухающих цветов.
– Лариса Николаевна, когда я ехала сюда, обдумывала вопросы о музее. Но здесь настолько ощутимо присутствие вашего отца, Николая Алексеевича Кучеренко, что хотелось бы услышать рассказ о нём.
– Папин отец работал машинистом паровоза, и юноша пошел сперва по его стопам, окончил Харьковский эксплуатационно-тяговый институт инженеров железнодорожного транспорта, однако одержим был отнюдь не железной дорогой. Еще мальчишкой Коля всё время рвался на центральную площадь города, где был выставлен английский танк MK-V. Со своим другом Александром Морозовым он подолгу стоял у этой машины, восхищаясь смертоносным, но одновременно завораживающим чудом технического прогресса. Окончив институт и поработав чертежником-конструктором на паровозостроительном заводе, отец всё-таки осуществил мечту, перейдя в танковую конструкторскую группу. Через несколько лет он стал бессменным начальником знаменитого конструкторского бюро, с которым связана вся история Т-34.
О «тридцатьчетверке» ходит много различных легенд и историй, в том числе курьезных. Когда у танка появилась пушка, коллега отца Кошкин был настроен скептически: длинновата, мол. Кучеренко взял в руки пилу и протянул ее главному конструктору со словами: «А ты возьми и отрежь». Свое детище Николай Алексеевич называл колобком. Сила этого «колобка» была в гениальной простоте. Когда немцам удалось подбить одну машину, они сначала решили, что мы получили танк по ленд-лизу из какой-то цивилизованной страны, ведь, по их мнению, дикари такое сделать не могли. Они отправили танк на завод, но там выяснилось, что обладатели передовых военных технологий того времени не могут воспроизвести нашу машину.
А какой глазомер отец сохранил до конца жизни! Однажды сказал: «у тебя, дочка, юбка слева на два миллиметра выше, чем справа». Он и в зрелом возрасте был очень красив – огромного, почти двухметрового роста, с дивными синими глазами… Ясно помню его последний день. Папа умирал в полном сознании, 12 сентября 1976 года. В День танкистов.
– Подгадал. Ухожу под салют, – сказал он.
Врачи и медсестры велели не давать ему заснуть. Я читала отцу стихи, свои и чужие, рассказывала анекдоты… Неожиданно у меня вырвалось:
– Напишу о тебе книгу.
– Какую книгу? – удивился он. – Ты и танки?
– Я поговорю с твоими соратниками.
– Они ничего не расскажут. Хоть сейчас и другие времена, но это «сталинские соколы», которые всю жизнь провели в секретности. Занимайся лучше стихами.
Однако я свой замысел не оставила. После смерти Николая Алексеевича встречалась с теми, кто принимал участие в разработке «тридцатьчетверки», ездила в Нижний Тагил, Харьков, прошла по следам конструкторов. Мне очень помог совет К. Симонова. Он хотел одно время написать книгу про Кучеренко, но не нашел там драматургического эффекта. Просто не знал о нём достаточно. Константин Михайлович предложил:
– Напишите роман-провокацию. Это будет роман-воспоминание, где вы не будете претендовать на достоверность. Но вместе с тем это будет достаточно достоверно. Вам можно, потому что вы – женщина!
– Провокация… Зловеще как-то звучит, – опешила я.
– Почему? Вот пример – Лев Николаевич Толстой, «Война и мир». Это роман-провокация. Есть многотомник «Русское общество 1812 года», где всё про те события написано. Но почему-то читают недостоверную «Войну и мир», а не достоверное «Русское общество 1812 года».
И я рискнула! «Книга об отце» получилась с легким детективным уклоном, его героиня – дочь, ищущая родителя. С продолжениями произведение печаталось в «Огоньке», письма приходили мешками. В некоторых ругали за то, что выдаю государственную тайну, на меня даже в ЦК КПСС жаловались, что я перевираю факты. Но в основном люди присылали свои воспоминания, фотографии, документы. Фронтовое поколение уже уходило из жизни, и его представители чувствовали, что у меня это не пропадет зря. Некоторые друзья отца с возрастом «слабели» по части секретности. Вот (смеется), вспомнила, как впервые напечатали мои стихи в «Пионерской правде». Тогда тоже много ребят писали мне, и учительница по математике сердилась: «Как не стыдно! Тебя знает вся страна, а ты теорему доказать не в состоянии!»
Однажды ко мне на дачу приехал замечательный пушкинист, поднявший из руин «Михайловское» – Семён Степанович Гейченко, и заметил: «Да у тебя тут уже музей. 16 квадратных метров? Ничего, поместишься. 20 метров неотапливаемой веранды? Поставишь модели танков на постаментах». Так я и сделала.
– Мы приблизились к разговору о музее. Михаил Эпштейн в эссе «Вещь и слово» пишет: «Обычно вещи выставляются на музейное обозрение по трем причинам. Либо это очень редкие или древние вещи, единственные в своем роде и имеющие ценность сами по себе, – тогда перед нами музей-тезаурус, сокровищница, вроде Оружейной палаты или выставки Алмазного фонда. Либо это вещи, значимые как образцы, достаточно типические, чтобы представлять целый род или класс подобных же вещей, – тогда перед нами музей-каталог, систематическое собрание, каковы многие технологические, минералогические, зоологические музеи. Наконец, вещи могут быть не слишком уникальными и не слишком типическими, но представлять интерес своей принадлежностью какому-нибудь выдающемуся лицу, – тогда перед нами мемориальный музей, воссоздающий окружение знаменитого писателя, ученого, полководца. Разумеется, эти три функции вещи – как раритета, как экземпляра и как реликвии – могут по-разному пересекаться и совмещаться в конкретной музейной практике; но по традиции именно они обеспечивают музейный статус вещам, переводят их в разряд экспонатов». К какой из трех разновидностей относится ваше детище?
– Полностью согласна с характеристикой, предложенной Эпштейном. Наш музей, в какой-то степени, соответствует всем трем критериям. И расположен он здесь не случайно. Именно с этого места, непосредственно по нашему нынешнему дачному участку 6 декабря 1941 года под руководством полковника Андрея Кравченко пошли «тридцатьчетверки» в наступление на Лобню. Кравченко – впоследствии дважды Герой Советского Союза, его имя носит одна из московских улиц, он последним закончил войну – на Дальнем Востоке. Его танки двигались по краю (показывает) того леса. Знак судьбы! После войны давали участки. Эту дачу, благоустраивали, в основном, мы с мужем. Папа был трижды лауреатом Сталинской премии, однако немалые средства жертвовал детскому дому.
Итак, по совету Гейченко я разместила здесь модели танков. Информация о выставке просочилась в народ. Ко мне стали приходить люди со словами: «А вот мы слышали, у вас тут музей Т-34. Хотим посмотреть». Постепенно посетителей становилось всё больше. И вскоре музей обрел вполне официальный статус. Большую помощь в работе мне оказала безвременно ушедшая Людмила Ивановна Швецова. Первым экспонатом «в реальную величину» стал «Танк на постаменте» – единственная в мире «тридцатьчетверка», биография которой восстановлена сотрудниками музея со дня создания боевой машины в июне 1942-го, когда полностью укомплектованная и заправленная горючим, она была отправлена с завода в Нижнем Тагиле в район боевых действий в Воронежской области. Сегодня на территории комплекса находится девять боевых машин – танки Т-34 и Т-34-85, одна из «сестер», «дети» и «внуки» легендарной «тридцатьчетверки». К «танку для любознательных» приставлены широкие лестницы, по которым любой желающий может легко взобраться на него. В здании музея тоже есть на что посмотреть. На первом этаже висит телефонный аппарат, в сороковые годы установленный на заводе в Нижнем Тагиле для связи со Сталиным. За 12 лет существования музея никто из посетителей еще не решился поднять трубку. Наверное, опасаются, что «отец народов» ответит… Там же стоит двигатель танка Т-34, рядом – фрагмент броневого корпуса. Различных объектов экспозиции в музее очень много, они занимают два этажа.
– Какие недостатки имелись у этой машины?
– Немецкие танки были обиты внутри, а в наших приходилось трястись и биться о железо. Но советские люди и не такое вынесут! Оптические приборы проигрывали аппаратуре противника. Наконец, во вражеский танк помещалось пять человек, а в наш – четыре.
– А преимущества?
– В музее есть два экспоната – кусок гусеницы Т-34 и немецкого танка Т-4, такого же по классу. Это как сапоги и туфли на высоких каблуках. Проходимость – нулевая. В декабре в Берлине зеленая трава и розочки отцветают, а у нас… Генерал Гудериан позже писал об этом: «6 октября 1941 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить… Потери русских были значительно меньше наших. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. Например, наш танк Т-4 со своей короткоствольной 75-миллиметровой пушкой имел возможность уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи».
– Кто больше всего сделал для Т-34?
– Над ним трудилась вся страна – 5 заводов. В нашем музее есть стенд «Душа танка». Там «12 апостолов» – двенадцать конструкторских групп, которые создали «тридцатьчетверку». Великим организатором был начальник КБ танкостроения Харьковского завода Михаил Ильич Кошкин, проживший всего 41 год. Серьезная простуда, полученная им на демонстрационных испытаниях, вызвала пневмонию, ему пришлось удалить одно легкое, однако он трудился до последних дней. Огромный вклад в отечественное танкостроение внес его предшественник, Афанасий Осипович Фирсов. Судьба этого выдающегося конструктора оказалась типичной для того времени – он был арестован, и, по одной версии, расстрелян в 1937-м, по другой – умер в заключении в 1943 году в возрасте 64 лет. Интересна биография деда актера и режиссера А. Пороховщикова – Александра Александровича, авиаконструктора, приложившего руку к разработке первых танков.
– Какими проектами, помимо музея, вы занимаетесь?
– Моя жизнь наполнена удивительными событиями, связанными между собой, и мне пришло на ум понятие «истористика». Это – нечто относительное, не совсем достоверное, предположительное, что можно считать не истиной, но правдой. Например, Куликовская битва – сомнительная вещь, есть версия, что она происходила в Москве. В жанре истористики создавалась моя недавняя книга «Исчезновение императора», вышедшая в издательстве «Бослен», оно выпустило ее за свой счет, хранит все экземпляры у себя и выдает их мне, когда надо выступать. Меня давно занимал вопрос: куда девался самодержец Александр I? В серии ЖЗЛ вышло три книги о нём, но не дается ответа. Я обратилась к физиологическим аспектам, и установила, что царь начал стремительно терять слух после испытаний пушки. Сам император, его жена и мать тщательно это скрывали, сурдошкола была создана специально для него. Александр I умел читать по губам, причем когда к нему обращались не только на русском, но и на немецком и французском языках. С любезной улыбкой он отвечал: «Вы касаетесь очень важной вещи!». Потеряв слух окончательно, самодержец ушел в Георгиевский монастырь, где его ждал Митрополит Афанагел и сводный брат Фёдор Кузьмич, сын фрейлины. Из-за сильного внешнего сходства родилась легенда, что Фёдор Кузьмич и есть бывший император. Сводные братья ушли в скит Георгиевского монастыря, затем оказались в Пермском Белогорье. Также я сейчас исследую историю семьи Ленина.
В конце беседы Ларисе Николаевне вспомнились ее давние стихи:
Какие-то строгие тайны
Из дому отца увели,
А вскоре по улицам танки
Гудящей волной поползли.
Я прятала руки за ватник
И следом за танками шла,
Не зная, что ожил тот ватман
С его заводского стола,
Что ожил тот ватман, который
Похитил отцовские сны.
По длинным людским коридорам
Шли новые танки страны.
Мальчишечьи крики привета
Неслись от ворот до ворот,
И женщина шла без жакета,
Кричала:
– Победа идет! –
И, стиснув руками упрямо
Тугие перила крыльца,
О чем-то заплакала мама,
Привыкшая жить без отца.
Я помню тот день потому лишь,
Что вечером этого дня
Средь старых, бревенчатых улиц
Отец мой окликнул меня.
Мне даже теперь это снится,
Как в тот незапамятный год
Отцу разрешил отлучиться
Домой оборонный завод,
Как следом за ним я бежала
И в комнату нашу вошла,
А мама подушки взбивала,
А мама лепешки пекла,
Смеялась то громко, то робко,
О том говорила, о сём…
Но стыла в тарелке похлебка,
Отец мой уснул за столом.
А мать улыбалась все шире
И куталась в старую шаль…
Шли танки Т-34
В тревожную, трудную даль.
Беседу вела Наталья Рожкова
