ЗС 05-1988
Рассказ о Любанской операции
Геннадий Геродник
Я хотел бы рассказать о Любанской операции 2-й Ударной армии и оценить ее так, как оценивает подавляющее большинство оставшихся в живых ее участников. Я придерживаюсь мнения этого большинства.
Задумана Любанская операция была явно волюнтаристически — без учета наших реальных возможностей. Слишком большие надежды возлагались на боевой дух советских воинов и титул «ударная». Назову два принципиальных, а быть может, и главных просчета, допущенных при ее планировании.
Первый. Перед армией была поставлена явно непосильная задача. Без поддержки авиации и танков совершить глубокий прорыв — фантастика. На деле оказалось, что и артиллерия действовала в треть силы. Позастревали в глубоких снегах орудия, невозможно было хотя бы удовлетворительно наладить доставку боеприпасов. Так что мощную эшелонированную оборону немцев прорвали в основном с помощью легкого стрелкового оружия, притом на голодном патронном пайке.
Второй. Операция была спланирована по старинке, исходя из опыта гражданской войны. Взять хотя бы включение в армию целого кавалерийского корпуса. Как будто трудно было предугадать, что непролазные лесные дебри, полутораметровые снега и незамерзшие под ними болота — гибельные для кавалерии места. Но наши большие военачальники еще пребывали во власти воспоминаний о триумфальных рейдах Первой конной в степях Украины. Трагические результаты такой недальновидности общеизвестны. Кони генерала Гусева — убитые, павшие и полуживые — пошли в солдатские котлы во время окружения.
Теперь о Любанской операции в двух основных ракурсах: как было в действительности и об искаженной, точнее сказать, о клеветнической интерпретации ее.
Подавляющее большинство воинов 2-й УА, соединения, отдельные части и армия в целом честно выполнили свой воинский долг, сражались до последнего момента, насколько хватило сил. И даже сверх всяких мыслимых человеческих сил. Выход из окружения начали только после соответствующего приказа Ставки.
Но вот в июне 1942 года мы, оставшиеся в живых, с тяжелыми боями и огромными потерями вырвались из окружения. Дистрофики, израненные, обмороженные, с распухшими от длительного пребывания в болотах суставами… И начинается новая полоса испытаний. Нас именуют окруженцами и власовцами. Таскают по допросам. Мы заполняем длинные анкеты. Мы попадаем в некую касту фронтовых париев.
Незавидна участь и павших в боях наших однополчан, которых мы своими руками хоронили в братских могилах. Военкоматы и отделы собеса не распространяют на их семьи право пользоваться льготами, которые по закону причитаются вдовам, сиротам и родителям павших бойцов и офицеров Красной Армии. К нашим свидетельствам относятся с недоверием — подавай, мол, документы. Тот факт, что большинство штабных документов погибло в окружении, что, говоря словами поэта Семена Гудзенко,
Когда идут в атаку писаря,
О мертвых не приходят извещенья, этот факт в расчет не принимался. А вдруг, дескать, сержант такой-то не убит, а сражался под командованием Власова!
Этому сильно способствовала фашистская пропаганда. Геббельс в восторженном исступлении распинался на весь мир: известный советский генерал, любимец Сталина Власов перешел на сторону вермахта вместе со своей армией. Эту клевету передавали и крупные радиостанции Германии, и всевозможные фронтовые радиопередатчики. Многие миллионы листовок с «сенсацией» были разбросаны над нашими войсками.
В результате произошло нечто такое, во что трудно поверить. У нас, в нашей стране, нашлись весьма влиятельные круги, которые вольно или невольно подхватили версию Геббельса. Те военачальники, которые крайне неграмотно спланировали Любанскую операцию и чувствовали себя ответственными за катастрофу, нашли в лице предателя Власова козла отпущения. И стали валить на него все — и чем он действительно повинен, и свои грехи. Видимо, такой ход устраивал и Ставку. И вот появились формулировки: «Власов предал 2-ю Ударную армию», «Власов сдал свою армию в плен», «Власов увел Вторую Ударную к немцам, и она сейчас является ядром РОА»…
Эти формулировки были подхвачены неразборчивыми журналистами, некоторыми писателями, пропагандистами, и — пошла писать губерния! Эти формулировки ранее официально, позже в виде упорных слухов продержались много лет и до конца не преодолены вплоть до наших дней.
Мы, оставшиеся в живых ветераны Любанской операции, наиболее пострадавшие в этой истории, не горим чувством отмщения. Нам важно дожить до тех дней, когда будет установлена и обнародована истина. Отчасти это случилось. Но только отчасти.
Почему было не оценить ситуацию объективно? В начале войны мы еще не умели по-современному воевать. Не имели в достаточном количестве ни авиации, ни танков, ни автоматов, ни боеприпасов. Эвакуированные заводы еще только-только разворачивались на Востоке. А ждать нельзя, действовать надо немедленно — умирающий от голода Ленинград взывал о помощи. И попытка оказать такую помощь была сделана — на спасение Ленинграда н ленинградцев брошена наскоро сформированная 2-я Ударная.
Мы, любанцы, с таким чувством и воевали. Наше настроение, наш порыв точно выразил отважный солдат, прекрасный поэт Сергей Наровчатов (цитирую по памяти, передаю суть): «Нет, у нас не хватило бы ни физических, ни моральных сил без нормального снабжения продуктами и боеприпасами месяцами сражаться вдали от человеческого жилья, в непроходимых чащобах и топях, если бы не чувствовали дыхание огромного города, изнемогающего и с надеждой ждущего нас!»
Высказываю точку зрения свою личную и большинства ветеранов-любанцев. Военная биография Власова до Любанской операции общеизвестна: он числился в обойме очень способных и перспективных генералов. Поэтому-то его и послали во 2-ю УА — спасать положение. Но Власов вступил в командование, когда армия была уже в окружении и, до предела измотанная, обескровленная, вела тяжелые оборонительные бои. Спасти ее с помощью внутренних резервов уже не смог бы никакой полководческий талант. Оставался единственный шанс — мощный и достаточно широкий прорыв извне. Но для осуществления такой операции у Ставки не было резервов. Дело же стали изображать так, будто Власов, направляясь на Волховский фронт, вынашивал планы измены. Стали выискивать (или присочинять!) симптомы будущей измены Власова. Ворошили даже его родословную в поисках ее истоков. Никаких убедительных доводов в пользу того, будто Власов на посту командарма 2-й УА умышленно вел армию к гибели, нет.
Штаб 2-й УА был укомплектован опытными, волевыми и надежными командирами и политработниками. Самый яркий пример — комиссар И. В. Зуев. Исключено, чтобы люди, подобные И. В. Зуеву, позволили Власову заниматься предательской деятельностью. А между тем именно так толковали ситуацию руководители Советской Армии и Ставка. В «устных ветеранских архивах» хранится такая история. Когда были установлены обстоятельства героической гибели комиссара Зуева, совет ветеранов 2-й УА начал ходатайствовать о присвоении ему посмертно звания Героя Советского Союза. Категорическое вето на эту попытку наложили весьма высокопоставленные политработники из Главного политуправления, сформулировав свое отношение примерно так: «Ни в коем случае! Зуев проявил политическую близорукость. Не разглядел в лице Власова махрового врага народа».
Когда бои разгорелись уже в непосредственной близости от штаба, когда в контратаку пошли штабные писаря, по приказу Власова штабисты расчленились на небольшие группы, чтобы пробиваться на восток по разным маршрутам. Одну группу возглавил Власов, другую — Зуев, и т. д.
В «устном архиве» хранится и такая история, имеющая отношение к данному этапу драмы. Якобы в одну из групп Власов отобрал крепких боеспособных автоматчиков и дал им особое задание: вынести из окружения армейское знамя. Если такой факт действительно имел место, то он свидетельствует, что в тот день Власов еще не был предателем.
Обстоятельства гибели Зуева установлены довольно точно, они общеизвестны. Что же касается места и времени пленения Власова, то на этот счет одна версия сменяла другую. Если согласиться с тем, что группа Власова, прежде чем сдаться в плен, предприняла несколько неудачных попыток перейти линию фронта, то этот факт явится еще одной важной характеристикой поведения Власова незадолго до его рокового шага.
Но вот Власов сделал роковой шаг. А ведь у него был выбор. Или драться до конца, или в последний момент воспользоваться оставленной на свою долю пулей. Так поступили, например, комиссар Зуев и командарм-33 генерал Ефремов. Или, оказавшись все-таки в плену, не запятнать честь советского офицера. Так поступили генералы Карбышев и Лукин. Однако Власов избрал третий путь — пошел на услужение к фашистам. Он оказался, трусом, беспринципным шкурником. Решив, что исход войны уже предрешен, поставил карту на «победителя».
Только со дня сдачи в плен, а точнее говоря, с момента допроса в штабе 18-й немецкой армии, о Власове, бесспорно, можно говорить как о злостном клятвопреступнике и предателе.
Кстати, обстоятельства пленения Власова наглядно убеждают всякого непредубежденного человека, что «сдать в плен», «увести к немцам» целую армию он никак не смог бы даже при большом желании. В последние недели, во время странствий по болотам, в его распоряжении было несколько человек.
Успешно завершив огромный труд по восстановлению доброго имени героев Бреста, писатель Сергей Сергеевич Смирнов сразу же переключился на Любанскую операцию. И эта очередность в выборе главного направления в своих писательских поисках очень показательна.
Писатель часто выступал перед всесоюзной аудиторией в телеальманахе «Подвиг». Со своей «вышки» он обозревал всю панораму недавних сражений Великой Отечественной войны и усмотрел, что воины 2-й Ударной взывают о восстановлении справедливости. И живые, и мертвые.
Машина «литературной скорой помощи» прибыла в Новгород. С присущей ему энергией Сергей Сергеевич горячо принялся за дело. Надев бахилы, он вместе с местными следопытами бродил по приволховским топям. О первых результатах исследований писал в «Новгородскую правду». Так, в нескольких номерах подряд печатался его большой очерк «Комендант «Долины смерти» — о поистине подвижнической деятельности главного новгородского следопыта Николая Орлова. К большому сожалению, из-за тяжелой болезни и преждевременной кончины Сергей Сергеевич Смирнов не успел довести свой благородный замысел до конца. Нужно сказать, что новгородские следопыты и краеведы, как, например, династия Орловых, совершили настоящий подвиг. Начиная с первых послевоенных лет, квадрат за квадратом прочесывают они зону прорыва 2-й Ударной армии и выносят из болот останки павших воинов. По обочинам шоссе Новгород — Чудово выросла череда братских могил, в которых покоятся тысячи (большей частью безвестных!) любанцев. Эта работа продолжается до сих пор.
Делается это чаще всего исключительно по инициативе самих же следопытов. До последнего времени должной поддержки со стороны партийного и советского руководства Новгородской области они не получали. Наоборот, в своей благородной подвижнической деятельности они постоянно наталкивались на явное или скрытое противодействие, неодобрение. Дескать, чего они там из кожи вон лезут из-за каких-то власовцев.
О самоотверженном труде следопытов, об опасностях, их подстерегающих, я сказал не ради красного словца. Нашпигованные минами приволховские болота до сих пор таят в себе смертельную опасность. И один из семьи следопытов Орловых погиб, подорвавшись на мине. Но вопреки всему — отсутствию должного содействия, конкретной смертельной опасности — на помощь новгородским следопытам приезжают их единомышленники из Ленинграда, из городов подальше. В Казанском университете организован студенческий отряд следопытов «Снежный десант», и казанские «десантники» — частые гости в Мясном Боре и его окрестностях. Казанцев привела сюда трагическая судьба их земляка Мусы Джалиля. Знаменитый сын татарского народа состоял в штате армейской газеты 2-й Ударной армии. При выходе из окружения он был тяжело ранен и попал в плен вблизи Мясного Бора.
В годы войны и на каком-то послевоенном отрезке времени Любанская операция или замалчивалась, или оценивалась как полностью неудачная. Однако благодаря кропотливой работе военных историков, благодаря их гражданскому мужеству, чувству ответственности перед историей и настойчивости истина была установлена. И не только установлена, но и официально признана и широко обнародована.
В «Военном энциклопедическом словаре» есть специальная статья — «Любанская операция 1942». Вот цитата из этой статьи: «Цель — деблокировать Ленинград. Советским войскам противостояли 16—17 дивизий немецко-фашистской 18 армии группы армий «Север», создавшие прочную оборону. Любанская операция не получила полного завершения вследствие возросшего сопротивления противника. Однако в ходе ее советские войска захватили инициативу и заставили противника вести оборонительные бои. В результате оказались скованными не только силы 18 армии, но и всей группы армий «Север». Несмотря на сложные условия (бездорожье, недостаток боеприпасов и др.), советские войска в Любанской операции сорвали планы нового наступления противника на Ленинград». В «Истории Великой Отечественной войны» говорится о вкладе Любанской операции в окончательную победу.
Сделаю попутно одно существенное замечание. Дав высокую оценку Любанской операции, военные историки не высказали свое мнение о роли Власова как командира 2-й УА. Видимо, это — дело будущего.
Казалось, что, после того как на страницах таких авторитетных изданий была высказана правда, наступит пора для окончательной реабилитации 2-й Ударной армии и любанцев. К большому сожалению, этого не случилось.
От одного издательского работника я услышал такие любопытные слова: «Никакого криминала не усматриваю, если на черный лик предателя Власова кто-то добавил еще несколько черных мазков. Ведь художественное преувеличение в искусстве — вполне узаконенный прием». Мы поспорили. Меня мой оппонент не убедил, но я понял, что поразительная цепкость и долголетие клеветнических наветов на 2-ю Ударную армию — результат крайне неосторожного и безответственного толкования принципа художественного преувеличения: предал, увел к немцам, сдал в плен… Целую армию! А в составе этой армии воевали десятки крупных соединений: стрелковые дивизии и отдельные стрелковые бригады, более двадцати отдельных лыжных батальонов, целый кавалерийский корпус. Выходит, мы, воины 2-й УА, от солдат и до генералов, как стадо баранов, пошли за Власовым в фашистский полон? Как это могло быть?! Однако такая нелепая, противоестественная версия держится, как незаживающая трофическая язва, вот уже скоро полвека.
В заключение несколько пожеланий от имени ныне здравствующих ветеранов 2-й УА.
Первое. В наступившую эпоху гласности проводится огромная работа по ликвидации «белых пятен» в истории нашей страны. В случае же с Любанской операцией мы имеем не просто белое, а грязное, клеветническое пятно. И хотелось бы, чтобы правда о 2-й Ударной армии стала достоянием самых широких кругов советской общественности.
Второе. Из-за неправильной позиции бывших руководителей Новгородской области до сих пор остаются незахороненными сотни, а быть может, и тысячи павших советских воинов. Год назад, в мае 1987 года, приехавшие из Казани следопыты вместе со следопытами новгородскими в течение нескольких дней вынесли из зоны боев останки более чем трехсот павших воинов. Они пролежали у самого города сорок пять лет. Ситуация кощунственная!
Мы, ныне здравствующие ветераны, от имени живых и павших взываем к патриотическому долгу людей: помогите восстановить добрую память о героях великой битвы за свободу нашей Родины!
Геннадий Иосифович Геродник (1911-2000), ветеран 2-й Ударной армии, русский писатель, член союза писателей СССР.
