Евгений Власович Боровский – доктор медицинских наук, профессор, выдающийся отечественный ученый и врач, создатель Школы терапевтической стоматологии, ученик профессора А.И. Евдокимова, именем которого назван Московский медико-стоматологический университет.
Евгений Власович прожил долгую, насыщенную жизнь. Из 94 лет почти 70 лет он служил отечественной стоматологии. Много лет Евгений Власович был главным стоматологом Четвертого управления, лечил великих мира сего – от Л.И. Брежнева до Б.Н. Ельцина. Написал множество замечательных учебников, которые и сегодня остаются настольными для студентов и врачей. Умер Евгений Власович в июне 2019 года, а всего за несколько месяцев до этого он дал интервью нашему корреспонденту. Мы приводим ту часть разговора, которая связана с войной.
В 1941-м году я закончил девять классов, и в знак поощрения меня направили в Москву – чтобы посмотрел, какие там есть возможности для дальнейшей учебы. Это было 18 июня, а через четыре дня началась война. Мне было 17 лет. Я сразу решил пойти на фронт. Но не брали – молод. Что делать?
Обратился за помощью к дяде, жившему в Москве. Он работал шофёром, возил какого-то начальника в НКВД. И он отвёл меня учиться в спецшколу возле Курского вокзала. Август и сентябрь я там учился. Начались бомбежки. Нас эвакуировали в Прокопьевск. Там я закончил спецшколу и был переведен в Красноярское артучилище. Девять месяцев учебы – и я стал лейтенантом. Хорошо помню, как на мою форму пришивали погоны. Это было счастье!
И вот нас везут в какой-то город. Я не понимал, какой: весь он был разрушен, одни трубы торчат. Это, оказывается, был Сталинград. Там нас начали разбирать по частям. Меня направили в Третий гвардейский сталинградский корпус. На реке Миус он отражал атаки немцев, и у меня было два наводчика, помогавших подбивать фашистские танки.
Хорошо помню, как пошли в наступление. Когда всё это рассказываешь, трудно передать, что такое прорыв фронта. Сотни орудий одновременно открывают шквальный огонь, и кругом, кажется, не остается ничего живого.
И вот на пятый или седьмой день наступления мы попали под минометный обстрел. Командир батареи говорит: меня вызывают в штаб бригады, я должен уехать, а вечером вернусь.
Наступил вечер. Стемнело. Я пошел обходить орудия, и вдруг часовой говорит: товарищ лейтенант, немцы! И точно – на той стороне железной дороги, в деревне я увидел фрицев. Сколько лет прошло, а я вижу, как сейчас: на расстоянии около ста метров от нас бегут три немца с автоматами. Залп из одного орудия, второго, третьего… И мы их смолотили. Но их батарея нас засекла. Началась перестрелка.
И вдруг я чувствую: что-то горячее расползается по груди. Но стараюсь внимания не обращать. Так мы лесом ушли к нашей части. Это было моё боевое крещение.
Потом оказалось, что осколок попал мне под лопатку и не дошел два сантиметра до грудной клетки. Нагноения не было, и это удивительно. Так я с ним и хожу все эти годы. Чтобы его оттуда достать, надо лопатку сверлить. А зачем это нужно, если не беспокоит?
Через несколько дней я вернулся в свой взвод. Вскоре нас перебросили в район Курска. Знаменитая Курская дуга. Поставили на ночную оборону аэродрома для «кукурузников».
Цели пристреляны. Двое суток дежурства у орудий. Всё обошлось – поехали дальше. И так мы дошли до Белоруссии. Направление как раз на мою деревню. Всего 30 километров до неё оставалось!
Так хотелось! Но нельзя. У меня был солдат Емченко, всё просил: товарищ лейтенант, мне до дому всего 12 километров, разрешите сбегать! Я говорю – нельзя, поймают, скажут, что дезертир! – Не поймают, товарищ лейтенант! – Иди, говорю.
Через два дня вернулся… А я остался. Пошли мы оттуда на Минск и на Вильнюс. Бои шли серьезные. Я сидел в огневой точке и вел артобстрел. Немцам мы там дали жару.
Потом вышел наш корпус к морю и окружил Курляндскую группировку. Была задача её ликвидировать. А там было много войск, дорога узкая, кругом лес и море, и мы попали в окружение. Была поставлена задача его прорвать.
В первую же ночь я пошел в командный пункт. Стоят пушки на упорах, сверху на них сидят солдаты. Ну, и я сел. Помню, пароль был – буссоль, а отзыв – Бийск. Сказал, сел. Потом говорю – ребята, дайте-ка я сумку свою полевую здесь поставлю. И встал на мгновенье. А солдат в это время – чирк – прикурил. И получилось, что моя фигура оказалась освещенной в ночной темноте.
И тут грянул выстрел! Один, другой. Прицельно по мне. Упал и понять не могу, что случилось. Потом смотрю – нога вся в крови. Сквозное пулевое ранение. Вот здесь пуля вошла, вот здесь вышла, и как она кость и сосуды нигде не задела – загадка. А если б попало по кости и сосудам – всё, массивное кровотечение, гангрена и мучительная смерть. Опять мне повезло.
Отвезли меня в госпиталь в Ивановскую область, в Кинешму. Там снимали «Бесприданницу». Получилась у меня трофическая язва – и никак не заживает. Там, в Иваново, мне и пришло известие, что война закончилась.
К счастью, в моей деревне тоже почти все остались живы – и дед, и бабушка, и мама. Только тётя, мамина сестра, учительница, погибла. Она передавала записки партизанам. Немцы её поймали и расстреляли…
Подготовка к публикации Наталия Лескова.
